Комиссар госбезопасности

Понимая, что может быть погоня, мальчишка стал на ноги и поковылял по полю под уклон, в сторону от основного следа. Пару раз, присев, он отдыхал, а к утру вышел к небольшой сонной речке, поросшей осокой и кувшинками.

Жадно напившись, перебрел на другой, поросший верболозом[8] берег, и там, забившись под куст, уснул. Разбудил его веселый щебет птиц, на востоке вставало солнце, над рекой клубился легкий туман.

Пашка протер глаза, пощупал стопу на ноге, боли почти не было.

Спустившись к воде, умыл чумазое лицо, утерся подолом серой рубахи и почувствовал, как засосало под ложечкой. В последний раз ел сутки назад, следовало пополнить силы. Как всякий местечковый мальчишка тех лет, он знал немало пригодных в пищу растений. Нашлись такие и здесь: конский щавель и рогоз[9]. Нарвав их, с удовольствием подкрепился.

Куда идти дальше, вопрос у Пашки не стоял, нужно было возвращаться в Никополь, мальчишка твердо решил остаться в Красной Армии. Вот только в каком направлении теперь город, он не знал, следовало определиться. Решил пойти по течению вниз, надеясь встретить кого-нибудь и расспросить. И не ошибся.

Прошагав пару верст по травянистому берегу с раскидистыми вербами у кромки, наткнулся на сивого деда в брыле[10], сидящего с удочкой у воды.

— День добрый, дедушка, — остановился рядом.

— И тебе не хворать, — обернулся к нему старик. — Ты откуда взялся?

— Отстал от своих и заблудился. В какой стороне Никополь?

— Вон в той, — махнул дед рукой на восток. — Ниже по речке будет гребля, перейдешь, впереди увидишь шлях. Токмо до города далековато, верст двадцать с гаком.

— Спасибо, — поддернул штаны Пашка и замелькал пятками дальше. Гребля оказалась каменной запрудой, под которой шумела вода. Малец перешёл на другую сторону, откуда открылся вид на зелёный простор и на рыжий шлях, над которым в небе парил ястреб.

Через час Пашка выбрался на шлях. Кругом стояла тишина. Он двинулся по пыли на запад. Когда солнце поднялось к зениту и над степью задрожало марево, свернул к высившемуся справа кургану, поднялся наверх. Оттуда взгляду открылся туманный горизонт, на шляху далеко впереди темнели точки.

Спустившись, Пашка пошагал по обочине в сторону замеченых точек на шляху, раскалившаяся на солнце мучнистая пыль жгла босые ноги. Когда подошел ближе, увидел на шляху и в степи вокруг брошенные повозки, опрокинутые тачанки и раздутые трупы коней и людей, многие из которых были раздеты. Это было то самое место, где они попали в засаду.

Мальчишка ускорил шаги, стремясь побыстрее уйти от страшного места. Под колесами разбитой двуколки увидел валявшийся вещмешок. На ходу подобрал его и почти побежал — подальше от всего увиденного, от липкого запаха смерти.

Заход солнца он встретил в степной балке с тихо побулькивающим родником, у малиново светящихся углей костра. На углях, тихо потрескивая и шипя, пеклись кукурузные початки. В мешке нашлись три черных сухаря, пачка махорки и коробок спичек.

Вскоре от костра вкусно запахло, Пашка выкатил прутом на траву зарумянившиеся початки, дуя на них, с аппетитом сгрыз. Сухари трогать не стал. «Брюхо добра не помнит, завтра опять спросит», — вспомнил где-то услышанную пословицу. После еды разморило, мальчишка улегся на прошлогодние листья под дубом и, свернувшись калачиком, уснул.

К вечеру следующего дня Пашка входил в город.

На окраине его остановил конный разъезд, один из бойцов которого признал мальчишку и направил в штаб, где собирали остатки разбитого полка. Первыми из знакомых, кого малец встретил на площади, был матрос. Последний вместе с несколькими дымившими махоркой бойцами сидел на лавке у колодца. Теперь он был в гимнастерке с расстегнутым воротом, сквозь который синела тельняшка, ремень оттягивала кобура с наганом.

— Твою мать, Пашка — ты?! — удивлённо выпучив глаза, вскочил и облапил мальчишку.

— Я, дядя Иван, я, — засмущался тот. — Вот, вернулся обратно.

— Это тот пацан, что я рассказывал, — обернулся матрос к бойцам. — Настоящий герой, — хлопнул по плечу. — Шамать хочешь?

— Хочу, — сглотнул тот голодную слюну, и они направились к дымившей в стороне полевой кухне…

За неделю остатки части переформировали и влили во 2-й ударный полк 5-й Заднепровской дивизии. Новый знакомец Судоплатова Иван Бубнов оказался шифровальщиком и был определен в штаб. Он взял Пашку к себе в помощники.

— Сделаю из тебя классного связиста, — пообещал матрос. — Но для начала следует обмундироваться, а то смотришься как босяк.

Выглядел Пашка действительно «не того»: в ветхой домотканой рубахе, таких же обтрепанных штанах и с давно не стриженными патлами.

Выписав в канцелярии требование, Бубнов сводил подчиненного на вещевой склад, где разбитной интендант выдал мальчишке почти новую гимнастёрку с шароварами и ношеные сапоги по ноге.

— А по росту ничего нема? — критически осмотрел матрос обновки.

— Откуда? — развел руками интендант. — И так выдал что поменьше.

— Ладно, — связал всё в узел Бубнов. — Айда, Пашка, на базар, там подгоним.