Комментарий к роману А С Пушкина 'Евгений Онегин'

9-14 - Что есть избранные судьбами... - В первом печатном издании 1826 г. заменены точками. В данном случае, пропуск явно имел не композиционный, а цензурный характер. Более того, П, видимо, счел необходимым дать читателю знать об этом. Показательно, что в первом и втором полных изданиях романа 77, воспользовавшись притуплением бдительности цензуры, считавшей, что перед ней простая перепечатка уже цензурованного текста, дал не шесть, а пять строк точек, восстановив 9-й стих: "Что есть избранные судьбами...". Такой отрывочный текст не имел никакого иного смысла, кроме единственного указать читателю на значительность для автора пропущенных стихов. Смысл стихов звучит сознательно зашифрованно, и предложенное для его расшифровки сопоставление со стихотворением Кюхельбекера "Поэты" (см.: Тынянов, Пушкин и его современники, с. 276-277; принято: Бродский, 135) мало что разъясняет. Прав Б. В. Томашевский, который, сблизив эти стихи с наброском:

Бывало в сладком ослепленье

Я верил избр[анным] душам,

Я мнил - их тай[ное] рожденье

Угодно [властным] небесам

(II, I, 294),

органически связанным с посланием В. Ф. Раевскому (1823), увидал в них намек на тайное общество или, по крайней мере, на некоторый круг конспираторов. (Томашевский, I, с. 551). Это делает понятной и веру Ленского, что усилие "избранных судьбами" когда-нибудь "мир блаженством одарит", и автоцензуру данных строк.

IX-X - Строфы посвящены характеристике поэзии Ленского. П первоначально полагал дать их в значительно более развернутом виде, но остановился на сжатом варианте. В строфе IX нагнетаются устойчивые фразеологизмы романтической поэзии: "чистая любовь", "сладкое мученье", "с лирой странствовал на свете", "поэтический огонь", "возвышенные музы", "возвышенные чувства" и пр. Поскольку в пределах строфы им не дано стилистической антитезы, они воспринимаются как свойство авторской точки зрения (о понятии "точки зрения" см.: Успенский Б. А. Поэтика композиции. Структура художественного текста и типология композиционной формы. М., 1970). В строфе X романтические штампы контрастно сопоставлены в последнем стихе с иронически освещающей их авторской речью, а некоторые выделены курсивом, который в пушкинском романе обычно обозначает чужую речь (заменяя, в соответствии с традициями графики той поры, современные кавычки). В результате поток романтических выражений становится в X строфе не авторской точкой зрения, а объектом авторского наблюдения и изображения. Такое "скольжение" позиции повествователя позволяет П создать "объемный" текст.

Первоначальный вариант характеристики значительно более резко определял политическую направленность поэзии Ленского, сближая ее с теми установками, которые настойчиво стремились привить П его декабристские друзья в Петербурге и Кишиневе.

Тема поэзии Ленского развивалась также в строфах IXа, IXб, IXв и XVIIг (VI, 270-272, 282-283), дополнявших политическую характеристику его лирики. Ленский - поэт возвышенной любви, и стихи его противопоставляются эротической поэзии "певцов слепого упоенья":

Не пел порочной он забавы

Не пел презрительных цирцей

Он оскорблять гнушался нравы

Прелестной [?] лирою своей

Поклонник истинного счастья

Не славил сети сладострастья

(VI, 270).

Стихи эти написаны с позиции полного неприятия "нечистой" эротической поэзии. Однако для более глубокого осмысления их следует иметь в виду, что их пишет автор "Гавриилиады", отношение к которой, равно как и к пушкинской эротической лирике, со стороны друзей-декабристов было осудительным. Достаточно сравнить обличение "элегий живых" "певцов любви" в строфе IXб:

... Напрасно ветряная младость

[На ложе неги], на пирах

Хранит и в сердце и в устах

Стихов изнеженную сладость

И на ухо стыдливых дев

Их шепчет робость одолев

(VI, 271)

с пушкинской автохарактеристикой в полемическом послании В. Ф. Раевскому:

... иногда

Мои коварные напевы

Смиряли в мыслях юной девы

Волненье страха [и] стыда

(II, 1, 260),

чтобы убедиться, что П создает обличительный монолог, полемически написанный с позиций его декабристских друзей и задевающий одну из сторон его собственной поэзии. В строфе IX в, с одной стороны, резкость осуждения эротической поэзии возрастает, приобретая пародийный характер, с другой - П намекает на то, что аскетизм декабристской поэзии сродни чопорности их литературных и политических антиподов - старших карамзинистов:

Не вам {"певцам любви". - Ю. Л.[ чета был строгий Ленской

Его [труды] конечно мать

Велела б дочери читать

(VI, 272).

Последние стихи намекают на больно задевшую П оскорбительную эпиграмму И. И. Дмитриева по поводу "Руслана и Людмилы":

Мать дочери велит на сказку эту плюнуть.

Эпиграмма, как и два последних стиха П, - вольная обработка известной эпиграммы Пирона.