Комментарий к роману А С Пушкина 'Евгений Онегин'

Позиция П была сложной: вставая в ряде стихотворений на декабристскую позицию безусловного отказа от эротической лирики во имя "строгой" поэзии (ода "Вольность" и др.), он одновременно активно развивал и другую поэтическую концепцию. Страстная любовная поэзия с этой, второй точки зрения не противопоставлялась свободолюбию, а входила в него (ср. стихотворение "Краев чужих неопытный любитель..." (1817), где рядом поставлены, как два равноценных идеала, "гражданин с душою благородной" и "женщина" "с пламенной, пленительной, живой" красотой - II, 1, 43). Авторская позиция П, таким образом, включала в себя стилистическое многоголосие и тот полифонизм точек зрения, который уже современники называли "протеизмом", ср.:

Пушкин, Протей

Гибким твоим языком и волшебством твоих песнопений!

(Из письма Н. И. Гнедича от 23 апреля 1832 г. - XV, 19;

образ поэта-протея восходит к стихотворению Карамзина "Протей, или Несогласия стихотворца").

В тех случаях, когда позиция автора EO заключалась в совмещении различных точек зрения, каждая из них, взятая изолированно, могла выступать в освещении авторской иронии. Такая ирония не равнялась отрицанию. С этой позиции ригоризм "строгого Ленского", особенно в контексте его юношеской влюбленности, окрашивался иронией. Однако, сведя позицию Ленского почти к пародийной, П тут же дал параллельный вариант, в котором та же тема получила диаметрально противоположное эмоционально-стилистическое решение: П говорил самые значимые слова, которые можно было бы сказать против него самого с позиции В. Ф. Раевского в защиту "строгой поэзии":

Но добрый юноша готовый

Высокий подвиг совершить

Не будет в гордости суровой

Стихи нечистые твердить

Но праведник изнеможенный

К цепям неправдой присужденный

[В своей] [нрзб.] в т[юрь]ме

С лампадой, дремлющей во тьме

Не склонит в тишине пустынной

На свиток ваш очей своих

И на стене ваш вольный стих

Не начертит рукой безвинной

Немой и горестный привет

Для узника [грядущих] [лет]

(VI, 282-283).

Образ юноши, готового совершить "высокий подвиг" тираноубийства, был для П в определенной мере автобиографичен, а за фигурой узника, конечно, вставал В. Ф. Раевский. Осуждение с этих позиций "вольных" (зд.: развратных) стихов, конечно, было окончательным приговором. Диалогическое сопоставление Двух литературных позиций, из которых каждая имеет свою глубокую правду, но одновременно нуждается в антитезе, вводит нас в самую сущность идейно-стилистической структуры EO. П в окончательном тексте второй главы снял эту сложную литературную полемику, поскольку к моменту окончания главы она утратила актуальность, но сохранил "строгий" характер поэзии Ленского.

IX, I - Негодованье, сожаленье... - Первое слово характеристики поэзии Ленского адресовало осведомленного читателя к стихотворению П. А. Вяземского "Негодованье" (1820):

Мой Аполлон - негодованье!

При пламени его с свободных уст моих

Падет бесчестное молчанье

И загорится смелый стих.

Негодование! огонь животворящий!

(Вяземский, с. 136).

2 - Ко благу чистая любовь... - Стихи представляют собой перефразировку отрывка из "Уныния" Вяземского (1819):

Но слава не вотще мне голос подала!

Она вдохнула мне свободную отвагу,

Святую ненависть к бесчестному зажгла

И чистую любовь к изящному и благу

(Вяземский, с. 134).

Однако лексика этого рода была характерна для декабристской поэзии в целом. Ср., например:

Мой друг! Недаром в юноше горит

Любовь к общественному благу!

(Рылеев К. Ф. Полн. собр. стих.

Л., 1971, с. 102).

6 - Под небом Шиллера и Гете... - Истолкование Шиллера и Гете как апостолов романтизма в значительной мере связано с книгой Ж. Сталь "О Германии" (ср. об Онегине в черновиках I главы: "Он знал немецкую словесность По книге госпожи де Сталь" - VI, 219). Однако имелась и встречная русская традиция, например, известный П культ Шиллера в семье Тургеневых, восходящий еще к старшему брату Андрею. Однако в первую очередь П, вероятно, припоминал своего лицейского друга В. Кюхельбекера, поклонника Шиллера, который, совершая "с лирой" поездку по Европе, посетил в 1820 г. Гете. См.: Жирмунский В. Гете в русской литературе. Л., 1937, с. 151 - 158; H.-В. Harder. Schiller in RuЯland. Materialien zu einer Werkungsgeschichte (1789-1814). Berlin - Zьrich, 1969. романтический культ "неба Шиллера и Гете" язвительно высмеял в 1824 г. пушкинский приятель В. С. Филимонов в поэме "Дурацкий колпак":

О, как Германия мила!

Она.в дыму своем табачном,

В мечтаньи грозном, но не страшном,

Нам мир воздушный создала,

С земли на небо указала;

Она отчизна Идеала,

Одушевленной красоты,

И эстетической управы,

И Шиллера и Гете славы,

Она - приволие мечты

(Поэты 1820- 1830-х годов, с. 151).

"Дурацкий колпак" вызвал сочувственный отклик П (III, 1, 99).