Комментарий к роману А. С. Пушкина «Евгений Онегин»

Той же весной 1717 г во Францию приехали четверо юношей из России для изучения фортификации и саперного дела Они, может быть, ехали вместе с царем, но скорее всего путешествовали отдельно и не останавливались в Дании. Эти четверо были: Абрам Арап, Степан Коровин, Гаврила Резанов и Алексей Юров, приятель нашего героя^{318}.

«Немецкая биография», с обычными своими преувеличениями, дурной грамматикой и неточностями, говорит, что Петр I послал Ганнибала прямо к регенту, попросив «взять на себя наблюдение за ним», и что сначала Ганнибал занимался при великом Белиоре [sic]^{319}

«в военной школе для молодых дворян» Имеется в виду, я полагаю, Бернар Форе де Белидор (1693–1761), блестящий молодой французский инженер, преподававший в Артиллерийской школе в Лa Фере^{320} (в Эне, к северо-западу от Лаона) и написавший «Краткий курс военной, а также гражданской архитектуры и гидравлики» («Sommaire d'un cours d'architecture militaire, civile et hydraulique», 1720) и другие замечательные труды. Что касается «личного наблюдения» регента, то я не смог найти во французских источниках никаких признаков даже малейшей осведомленности ни регента, ни кого бы то ни было из его окружения о самом факте существования Абрама.

Согласно «Немецкой биографии», во Франции Ганнибал вступил в артиллерийский полк и как капитан роты участвовал в войне с Испанией Война была объявлена 9 января 1719 г., мир подписан 17 февраля 1720-го. При рытье подкопа — я думаю, где-нибудь в Каталонии — его серьезно ранили в голову и взяли в плен (странно, что в письмах из Франции он об этом событии не говорит)^{321}

. По возвращении во Францию Абрам, очевидно, продолжил занятия уже в другом училище — в Артиллерийской школе в Меце, основанной знаменитым военным инженером Себастьяном Ле Претром, маркизом де Вобан (1633–1707). Согласно Бежену (Е. A. Bégin, 1829, р. 592), в то время там преподавали математику, физику и химию, по понедельникам, средам и пятницам. «L'école pratique se faisait les autres jours, excepté le dimanche, dans l'île Champière, où existait un parc… Ce n'était, à bien dire, qu'une école régimentaire dont les cours cessaient dès que Metz était privé du corps d'artillerie qui y tenait habituellement garnison»[993].

В январе 1722 г. русский посол князь В. Л. Долгоруков объявил четырем юношам, что они должны вернуться в Россию, но те задержались еще на год. Какую-то часть этого года Абрам с товарищами, видимо, провел в Париже — лихорадочном Париже, доведенном Джоном Лоу до финансовой агонии. Начало весны отметили баснословные балы и иллюминации в честь прибытия предполагаемой невесты короля, белокурой малютки инфанты четырех с половиной лет, которая, однако, двенадцатилетнему Людовику не понравилась Регент энергично кутил и развратничал. Куртизанки носили шелковые чулки телесного цвета. Ворам и разбойникам надевали железные колодки, поджаривали ноги на обычном или усиленном огне и готовили ножные ванны из кипящего масла. Казненных преступников называли, употребляя финансовый термин, «ликвидированными» (liquidé). Поэта Аруэ (известного под именем Вольтер) высекли лакеи офицера, которого тот обозвал полицейским шпионом. Чудовищные суммы выигрывались и проигрывались в «фараон». Маркиз де Сальян счастливо бился об заклад, что проскачет верхом девяносто миль за шесть часов.

О том, какое существование вел Абрам среди всего этого ослепительного веселья, известно мало — ведомо лишь, что он жил в постоянной и позорной нужде. Во французских мемуарах о Регентстве я не нашел подтверждения словам Пушкина в романе, будто знатные дамы наперебой приглашали «царского арапа» (le nègre du Czar), будто он был на дружеской ноге с Вольтером и будто драматург Мишель Гюйо де Мервиль познакомил его с женщиной высшего света, графиней Ленорой де Д., родившей ему черного ребенка^{322}

. Письма Абрама, написанные по-русски из Франции разным чиновникам (с воплями о деньгах, с мольбами не посылать его домой по морю, уж лучше он пешком пойдет, чем плыть, с тщетными просьбами разрешить задержаться во Франции для дальнейших занятий и т. п.), по-моему, составлены не им, а его товарищем по преувеличенному несчастью — Алексеем Юровым. После шести или семи лет за границей^{323} Абрам, похоже, настолько забыл русский, что самодержец спровадил его по возвращении в грамматическую школу при Александро-Невском монастыре, куда его зачислили 14 марта 1723 г. (ст. ст) К императорскому двору он, видимо, вернулся 27 ноября 1724 г. (см.: П. Пекарский, 1862, т. 1, с 112). Комментаторов не раз занимал вопрос, не имеется ли здесь в виду какой-нибудь другой «арап Абрам» (хотя ни о каком другом сведений нет), поскольку, по их мнению, это несовместимо с собственноручным указом царя от 4 февраля 1724 г., которым Абрам («in dem 28-sten Jahre seines Alters»[994], как сказано в «Немецкой биографии») производился в лейтенанты (поручики) бомбардирской роты Преображенского полка^{324}. Но ведь и вся эпоха была довольно безрассудной.