Юрий Тынянов (в статье «Пушкин и Кюхельбекер», к которой следует отнестись с долей скептицизма;
Кстати, имя попугая в поэме Грессе как только не пишут. Книга, которой пользовался я, называется «Les OEuvres de Gresset, Enrichies de la Critique de Vairvert. Com'edie en I acte»[226]
(Amsterdam, 1748). В оглавлении указано название «Vert-Vert». В подзаголовке (с. 9) и в самой поэме это «Ver-Vert», а в комедийном комментарии в конце книги — «Vairvert».9
11—14, XXXIII, 1–4
В последних стихах строфы XXXII после воспоминаний поэта о прелестных ножках под длинной скатертью столов находим весьма редкую последовательность нескольких (а именно, четырех) стихов со скадом на второй стопе, которые действуют наподобие тормоза, замедления, накопления энергии для рывка стихов со скадом на первой, а также первой и третьей стопе в следующей строфе. <…>Более того, в этой строфе целых четыре стиха со скадом на первой стопе, что также встречается очень редко.
XXXIII
Поиски реальной женщины, к чьей ножке подошел бы этот хрустальный башмачок — строфа XXXIII, — заставили не одного пушкиниста проявить максимум изобретательности либо же обнаружить свою наивность. Достаточно пылкую поддержку имеют по меньшей мере четыре «прототипа»{20}
. Рассмотрим сначала наиболее правдоподобную кандидатку — Марию Раевскую.На последней неделе мая 1820 г. осуществился заманчивый план, составленный не менее чем месяцем прежде. Генерал Николай Раевский, герой наполеоновских кампаний, ехал с одним из двух своих сыновей и двумя из четырех дочерей из Киева в Пятигорск (Северный Кавказ); по пути, в Екатеринославе (ныне Днепропетровск), к ним присоединился Пушкин, двумя неделями раньше высланный из Петербурга под опеку другого благоволившего к нему генерала, Ивана Инзова. Компанию Раевских составляли: сын Николай, близкий друг Пушкина; девочки Мария, тринадцати с половиной, и София, двенадцати лет; русская нянька, английская гувернантка (miss Matten), компаньонка-татарка (
Уже первый отрезок пути от Екатеринослава до Таганрога легко излечил поэта от приставшей к нему на Днепре лихорадки. Однажды утром, 30 мая, между Самбеком и Таганрогом, пять пассажирок одной из двух огромных карет-дормезов — а именно, обе девочки, старуха-нянька и гувернантка с компаньонкой — увидели мелькнувшие по правую сторону барашки морских волн и высыпали на берег полюбоваться прибоем. Молодой Пушкин тихонько вышел из коляски, ехавшей третьей.
Лет двадцать спустя в своих до странности банальных и наивных мемуарах («M'emoires de la Princesse Marie Volkonsky», «pr'eface et appendices par l''editeur Michel Wolkonsky»[227]
, СПб., 1904) бывшая Мария Раевская так описывает (с. 19) эту сцену:«Ne me doutant pas que le po`ete nous suivait, je m'amusais `a courir apr`es la vague et `a la fuir quand elle venait sur moi; elle finit par me baigner les pieds… Pouchkine trouva ce tableau si gracieux qu'il en fit de charmants vers[228]
po'etisant un jeu d'enfant; je n'avais que quinze ans alors…»[229]