«Коммунизм не за горами». Образы будущего у власти и населения СССР на рубеже 1950–1960-х годов

Тот факт, что советское население хотело знать свое будущее, и знать его как можно точнее, демонстрируют многие письма. Комсомолец А. Игошин еще в 1926 г. обращался к И. В. Сталину с просьбой, чтобы тот написал ему, как лучше понять и представить себе коммунистическое общество. В письме был обозначен мотив обращения к И. В. Сталину: «Вы дадите нам оружие, которое поможет разогнать всю муть и увидеть во всей наготе коммунистическое общество, которое идет или нет?»[351] В 1960-х гг. поступали аналогичные просьбы: уже не в ответном письме, а в тексте Программы партии предлагали дать более детальное описание коммунистического общественного устройства и общежития[352]

. Помимо общей конкретизации коммунистического общества целиком, поступало значительное количество писем с просьбой уточнить частные вопросы коммунистического образа жизни. Следовательно, можно выявить еще одну бинарную оппозицию в рецепции образа коммунизма. Нечеткость официального дискурса подвигала часть людей на творческую активность, дабы своими силами более четко очертить «светлое будущее» и создать на базе официального свой собственный образ коммунизма. По этому поводу комиссия, занимавшаяся обобщением поступивших писем, сделала следующее заключение: «Авторы некоторых писем на многих страницах формулируют свои, отличные от содержащихся в проекте, теоретические положения и предлагают даже целые разделы проекта Программы в собственных редакциях. Предлагаемые ими формулировки в большинстве случаев идут вразрез с основами марксистско-ленинского учения и свидетельствуют о недостаточной теоретической подготовке их авторов»[353].

Другая часть населения была вынуждена находиться в рамках расплывчатого образа коммунизма и обращением к власти пыталась обозначить будущее, которое определяло поведение в настоящем. Неопределенность с коммунизмом и его трактовкой населением была частично порождена официальным дискурсом и его противоречивостью. В письме В. Е. Виноградова описывается случай, произошедший в парторганизации г. Измаила, когда там обсуждался проект Программы партии и Устав КПСС. Один из коммунистов внес в проекты несколько незначительных поправок. Другой коммунист заклеймил эти поправки как «вражеский наскок на линию партии, как бухаринщину». В ответ коммунист, вносивший поправки, назвал «врагом коммунизма» того «бдительного» товарища. В обоих случаях оппоненты ссылались на Устав КПСС, только на разные пункты. В заключение автор письма задается вопросом: «Вот и разберись, — кто враг коммунизма, а кто — друг»[354]

. Трудность восприятия официального образа побуждала некоторых людей обращаться с предложением более понятно изложить основные идеи Программы партии. Так, например, предлагали для большей наглядности, лучшего восприятия и доступности снять кинофильм в 4-х сериях «Программа КПСС»[355]. Вносилось предложение ввести курс научного коммунизма в высших учебных заведениях[356]

. Другие граждане, отмечая, что текст Программы партии рассчитан на сравнительно подготовленного читателя, считали абсолютно необходимым издать краткое популярное изложение проекта Программы партии для самого широкого круга читателей[357], а Н. Н. Рипов предлагал выпустить коммунистические «молитвенники» и «евангелие» — популярные всеобъемлющие политобразовательные учебники для коммунистов и изучать их «как таблицу умножения»[358]

.

Правда, существовала группа людей, в первую очередь представители различных интеллектуальных профессий — экономисты, историки, обществоведы и т. д., которые являлись носителями довольно редкого варианта «народного коммунизма». Этот вариант можно обозначить как «теоретический коммунизм», очень близкий официальному дискурсу. Носителей «теоретического коммунизма» интересовали сугубо общие вопросы. Собственно, носителями такого варианта, в силу своего двойственного положения, были и сами разработчики Программы партии, что обусловлено в значительной степени их профессиональной деятельностью. Сторонние от разработки Программы носители «теоретического коммунизма» выделяются из «официального коммунизма» именно в силу своей прямой непричастности к официальному дискурсу, хотя говорили они на языке официального дискурса. Например, они размышляли о нескольких фазах коммунизма, о чем официальный дискурс только намекал. Они писали, что нужно дополнить теорию научного коммунизма новой, третьей фазой коммунизма, где будет завершено коммунистическое строительство[359], а в Программе партии нельзя ограничиваться установлением двадцатилетнего срока, а нужно предусмотреть построение полного коммунизма[360].