«Коммунизм не за горами». Образы будущего у власти и населения СССР на рубеже 1950–1960-х годов

Б. А. Грушин на основании собственных исследований общественного мнения 1960-х гг. выделяет по отношению к коммунизму 5 групп населения: 1) люди, осознававшие себя активными строителями коммунизма, искренне разделявшие принципы этого движения и стремившиеся реализовать их на практике; 2) люди, осознававшие себя активными строителями коммунизма и хотя и не участвовавшие по тем или иным (преимущественно объективным) причинам в строительстве коммунизма, тем не менее активно поддерживавшие его принципы, испытывавшие к ним явный позитивный интерес; 3) люди, не ставившие под сомнение общую идею развития советского общества по направлению к коммунизму, более того, готовые активно участвовать в этом процессе, но не разделявшие принципов обсуждаемого движения, стоявшие в оппозиции (явной или скрытой) по отношению к нему, полагавшие, что у движения нет ни настоящего, ни будущего; 4) люди, участвовавшие в движении либо поддерживавшие его, однако делавшие и то и другое (в силу определенных политических, идеологических причин либо из соображений выгоды, стремления быть как все и т. д.) лишь формально, на словах, без сколько-нибудь искреннего желания строить коммунизм; 5) люди, стоявшие полностью в стороне от обсуждаемой проблематики — как правило, вовсе не верившие в победу коммунизма и, уж во всяком случае, не осознававшие себя участниками «коммунистического строительства»[337]

.

Когда мы говорим о населении, гражданах, обществе и т. п., приходится делать допущение индуктивного характера — распространять имеющиеся данные, зачастую не самые обширные, на всю совокупность субъектов, то есть отождествлять часть с целым обществом. По отношению к новой Программе партии можно выделить несколько групп населения, в числе которых люди с минимальной инициативой, не стремившиеся к социальной вербализации, а также значительное количество инертных людей. Не надо путать два варианта: в первом люди имели свою точку зрения, но не высказывали ее, во втором люди были совсем отстранены от партийного проекта. В результате и те и другие оставили информационную лакуну. Возможно, ее заполнение будет целью иного исследовательского проекта или она так и останется terra incognita.

Если давать характеристику тем, кто принимал участие в обсуждении III Программы КПСС, то стоит признать, что единого портрета создать не получится, поскольку контингент слишком разнообразен. Единственное, что их объединяет, это стремление донести до власти свою точку зрения. Выступления на различных собраниях зачастую носили формальный характер, а индивидуальные обращения в различные инстанции уже являлись формой общения непубличного — а значит, более объективного.

Архивные документы редко указывают на возраст, образование, профессию и иные характеристики, даже пол порой трудно определить. Если анализировать предложения, замечания и высказывания, то можно обнаружить все основные группы советского общества. Были там обращения от женщин и мужчин, от рабочих и интеллигентов, от пенсионеров и комсомольцев и т. д.

Позитивное отношение к коммунизму в различных группах советского общества также было связано с возможностью творчески переработать образы официального дискурса, этим могли заниматься не только писатели и публицисты, но и любой советский человек. Практически каждый мог найти в глобальном коммунизме свой отдельный кусочек «светлого будущего». Для бюрократов коммунизм являлся дополнительным оправданием для расправ с непослушными гражданами, стремившимися ускользнуть от экономического (теневики, тунеядцы) и идеологического (некоторые представители интеллигенции, стиляги) контроля. Для поэтов-шестидесятников он выступал альтернативой будничному быту, господству рутины и был своего рода щитом в их своеобразной оппозиции новому классу[338]. П. Вайль и А. Генис добавляют к этому: художники-модернисты усмотрели в параграфах Программы разрешение свободы творчества. Академисты и консерваторы — отвержение антигуманистических тенденций в искусстве. Молодые прозаики взяли на вооружение пристальное внимание к духовному миру человека. Любителям рок-н-ролла открывались государственные границы. Перед приверженцами «Камаринской» — бездны патриотизма. Руководители нового типа находили простор инициативе. «Сталинские» директора — призывы к усилению дисциплины. Аграрии-западники разглядели зарю прогрессивного землепользования. Колхозные консерваторы — дальнейшее обобществление земли[339]. Все вышеизложенное позволяет не только разделить отношение населения СССР к коммунизму на позитивное и скептическое, но и предположить наличие большего разнообразия вариантов в рецепции официального дискурса.