Коммунизм

В результате всех этих процессов у людей открылись глаза. В 1970-е годы Михаил Горбачев уже занимал высокое положение в коммунистической иерархии, когда ему довелось посетить Италию, Францию, Бельгию и Западную Германию. Он был ошеломлен увиденным — не только жизненным уровнем на Западе, но и достигнутой там гражданской культурой. Вот почему была поколеблена его «…прежняя вера в превосходство социалистической демократии над буржуазной системой»: «Мы были поражены открытостью и спокойствием людей, с которыми встречались, — вспоминает он в своих мемуарах, — восхищались их свободными суждениями обо всем, в том числе о деятельности своих правительств, национальных и местных политических деятелях». Точно также на его будущего соперника Бориса Ельцина, первого выборного главу суверенного Российского государства, большое впечатление произвела в 1989 году поездка в Соединенные Штаты. Она оказалась для него «бесконечным рядом крушений» сложившихся стереотипов и устоявшихся представлений. При посещении супермаркета в Хьюстоне он выразил охватившие его чувства вслух: «Что же они сделали с нашим бедным народом!». Увиденное, подумал его спутник, разрушило у Ельцина остатки коммунистической веры. Оказалось, что Сталин был прав: система могла выжить только в условиях полной изоляции народа, включая и высших должностных лиц, от внешнего мира.

Что касается внешней политики, то наследники Сталина переосмыслили и отбросили стратегию конфронтации, заключив, что капитализм все-таки не барахтается на грани краха: через шестьдесят лет после пророчества Эдуарда Бернштейна политбюро приняло его тезис о том, что социализм восторжествует не в результате революции и не посредством войны, а мирными средствами. Новым лозунгом стало «мирное сосуществование». Иностранные коммунисты получили инструкции об образовании коалиций не только с национальной буржуазией третьего мира, но также и с социалистами, которых Ленин считал злейшими врагами коммунизма.

Тем временем послесталинский режим сосредоточился на решении двух задач: наращивании вооруженных сил и проникновении в третий мир.

Хотя этот режим по-прежнему сохранял громадную обычную армию, новое руководство пришло к выводу, что решающее значение в будущей войне будут иметь ракеты, оснащенные ядерным оружием. Этот вывод был отчасти вынужденным ввиду необходимости сокращения военного бюджета, основная часть которого шла на обычные вооруженные силы. Но под это был подведен и теоретический базис. Москва отвергла точку зрения Запада, заключавшуюся в том, что ядерное оружие должно служить только одной цели, а именно сдерживанию, и приложила громадные усилия для создания ракет, способных поражать цели на других континентах. Эти усилия завершились в 1957 году успешным запуском первого искусственного спутника Земли, что продемонстрировало прогресс Советов в космической технологии, заключавший в себе потенциальную угрозу континентальной части Соединенных Штатов. В течение следующих тридцати лет советское правительство закладывало в военный бюджет колоссальные суммы — по недавним подсчетам, от 25 до 30 и, наверное, даже до 40 процентов национального дохода. Военная мощь, особенно в сфере ядерных вооружений и космических программ, обеспечила Советскому Союзу международное признание в качестве «сверхдержавы». Этот статус был иллюзорным, поскольку опирался лишь на способность режима шантажировать другие державы своим ядерным арсеналом, использование которого было чревато полным разрушением Советского Союза; более того, эта политика крайне истощила экономические ресурсы страны, что предопределило ее окончательный крах.

Политика активного проникновения в третий мир имела одной из целей фланговый охват Запада и удар по бывшим колониям, с которыми Запад поддерживал тесные экономические отношения. Одновременно эта экспансия поднимала и моральный дух страны: перспектива образования коммунистических и прокоммунистических режимов, неотвратимо разрастающихся из советского ядра, породила новую иллюзию, а именно, что наступление коммунизма, дескать, нельзя остановить. Вследствие этого всякое сопротивление режиму внутри страны начинало казаться тщетным. Но эта экспансия стоила очень дорого, потому что поддержка стран третьего мира требовала огромных финансовых средств в виде даров и займов, раздававшихся без всяких шансов на то, что они когда-либо будут возвращены. Вложения эти были по меньшей мере сомнительными еще и потому, что, как мы отметим ниже, приобретенные такими методами союзники оказались крайне ненадежными.

В 1964 году коллеги скинули Хрущева: властная элита устала от его неуемной активности и предпочла, по словам его сына, «покой и стабильность». Место Хрущева занял Леонид Брежнев, которому предстояло пробыть на посту первого секретаря восемнадцать лет, хотя в последние годы в нем отчетливо просматривался старческий маразм: машина со скрежетом продолжала работать.