Когда пожилая чета удалилась на покой, Натан поведал жене о данном сыну обещании и о той жизни, которую должны были обеспечить ему эти двести фунтов. Такая внезапная перемена и утрата сбережений, которые Хестер про себя с тайной гордостью называла банковскими капиталами, сперва несколько напугала добрую старушку. Она, разумеется, была готова расстаться с ними ради Бенджамина, но ее приводило в недоумение на что же может потребоваться такая огромная сумма. Впрочем, даже эта загадка померкла перед ошеломляющей новостью, что теперь не только «наш Бен» поселится в Лондоне, но и Бесси, как только станет ему женой. Забыв о потере денег, Хестер провздыхала всю ночь напролет, а утром, пока Бесси замешивала тесто, вопреки своему обыкновению, праздно присела у очага и сказала:
— Видать, придется нам теперь покупать хлеб в лавке. Вот уж не думала, что доживу до такого.
Бесси в удивлении подняла голову:
— Уж я-то ихней пресной гадости в рот не возьму. С какой это стати нам покупать хлеб у булочника, тетя? Вот увидите: мое тесто поднимется, как воздушный змей при южном ветре.
— Но я-то уже не смогу месить тесто, как месила в былые года: слишком спина болит, — а когда ты уедешь в Лондон, нам впервые в жизни и придется покупать хлеб.
— Вовсе я не уезжаю ни в какой Лондон, — заявила Бесси, с новой решимостью принимаясь за тесто и почему-то залившись краской.
— Вот станет наш Бен партнером знаменитого лондонского адвоката, и, будь уверена, тут же заберет тебя с собой.
— Ну, тетя, — сказала Бесси, отряхивая с рук налипшее тесто, но все еще не поднимая глаз, — если дело в этом, можете не волноваться понапрасну. Бен еще двадцать раз передумает, прежде чем наконец-то остепенится или женится. Я сама иногда диву даюсь, — добавила она с неожиданным пылом, — и почему это до сих пор о нем думаю. Он-то ведь совсем обо мне и не вспоминает, едва я скроюсь из виду. Но ничего, я уже решила, что на этот раз постараюсь покрепче и сумею-таки выбросить его из головы.
— Стыдись, девочка! Он ведь все только о тебе и думает, только ради тебя и старается не покладая рук. Да ведь не далее как позавчера он говорил с твоим дядей на эту самую тему и так ему прямо и сказал. Так что сама видишь, деточка, черный день настанет для нас, когда вы оба уедете.
И несчастная старая мать опять заплакала, горько и без слез, как плачут старухи. Бесси поспешила утешить ее, и долго еще они говорили, и горевали, и надеялись, и строили планы грядущих дней, пока, наконец, не завершили разговор: одна — смирившись, а вторая — пылая тайной радостью.
В тот вечер Натан с сыном вернулся из Хайминстера, уладив все формальности, к полному удовольствию старика. Когда бы он счел необходимым потратить на то, чтобы удостовериться в подлинности правдоподобных деталей, которыми его сын уснастил историю о предлагаемом партнерстве, хотя бы половину тех хлопот и усилий, какие потратил на то, чтобы самым безопасным способом перевести деньги в Лондон, то подобная предусмотрительность пошла бы ему только на пользу. Но об этом он даже и не подумал, а все сделал так, как посчитал наилучшим. Вернулся домой он усталый, но довольный, и хотя не в столь радужном настроении, как накануне, но все же веселый, насколько вообще возможно веселиться вечером перед отъездом сына. Бесси, счастливая и оживленная утренними заверениями тетушки, будто кузен на самом деле любит ее (мы ведь всегда верим тому, о чем давно мечтаем!), и планом, который должен был увенчаться их свадьбой, казалась почти красавицей так была жизнерадостна и так прелестно заливалась румянцем. И не однажды за этот вечер, пока она сновала по кухне, Бенджамин притягивал ее к себе и целовал. Престарелая чета охотно закрывала глаза на эти шалости, и по мере того как вечер подходил к концу, каждый становился все печальнее и тише, думая о предстоящей поутру разлуке. И с каждым часом Бесси тоже все грустнела и все чаще пускалась на всевозможные невинные уловки, лишь бы заставить Бенджамина присесть рядом с матерью, чье сердце, как видела девушка, жаждало этого больше всего на свете. Когда ее ненаглядное чадушко в очередной раз оказалось рядом и ей удалось завладеть его рукой, старушка принялась поглаживать ладонь сына, бормоча давно забытые ласковые словечки, что нашептывала ему, когда он был еще совсем маленьким, но все это лишь утомляло его.
Пока он мог развлекаться, то дразня и изводя Бесси, то нежничая с ней, ему было не до сна, но теперь стало скучно и он громко зевнул. Девушка сердито дернула Бенджамина за ухо: мог бы хоть не зевать так открыто, едва ли не вызывающе, — а мать проявила к нему больше сочувствия: ласково погладив по плечу, заметила:
— Ты устал, мой малыш!
Сын резко поднялся, сбросив материнскую руку, и буркнул:
— Да, чертовски устал! Пойду спать. Небрежно чмокнув в щеку всех по очереди, даже Бесси, потому что действительно «чертовски устал» разыгрывать из себя пылкого влюбленного, удалился наверх. Оставшиеся немного посидели, думая каждый о своем, и последовали его примеру.