Комната с привидениями

— Ну, мне пора. Я послал Аткинсона на ферму кликнуть на помощь Боба, а с ним пришел и Джек, чтоб уж получше приглядеть за вторым негодяем. Тот начал честить нас почем зря, так что, когда я уходил, парни заткнули ему рот уздечкой.

— Не обращайте внимание на то, что он говорит! — вскричала бедняжка Бесси в новом приступе паники. — Такие, как он, всегда винят в своих бедах весь белый свет. Да-да, заткните ему рот, и покрепче.

— Вот и я то же самое говорю. А этот, кажись, совсем затих. Мы с Аткинсоном перетащим его туда же, в коровник. Придется бедным коровкам потесниться. А я поскорее оседлаю старую гнедую кобылку и поскачу в Хайминстер за констеблем и доктором Престоном. Пусть сперва осмотрит Натана и Хестер, а потом глянет и на того, со сломанной ногой, раз уж ему так не повезло на его скользкой дорожке.

— Да! — горячо согласилась Бесси. — Надо поскорее показать их доктору. Погляди только, как они лежат: точно каменные святые в церкви — такие же печальные и важные.

— А мне вот сдается, после джина с водой лица у них стали малость поосмысленнее. На твоем месте, Бесси, я бы не снимал примочку у него с головы и время от времени давал обоим по капельке чего-нибудь горячего.

Бесси спустилась с фонариком вниз и проводила Джона с ветеринаром, когда они уходили и уносили с собой раненого грабителя, но светить во дворе уже побоялась — так силен был в ней страх, что Бенджамин все еще рыщет вокруг, подумывая снова проникнуть в дом. Стремглав вбежав в кухню, она заперла дверь, задвинула засов и подтащила для верности буфет, зажмуриваясь всякий раз, как проходила мимо незанавешенного окна, из боязни увидеть бледное лицо, прижавшееся к стеклу, и устремленные на нее глаза. Злополучные старики лежали недвижно и безгласно, хотя Хестер чуть изменила позу и, придвинувшись к мужу, обняла за шею дрожащей иссохшей рукой. Старый Хантройд лежал в той же позе, в какой Бесси оставила его, с мокрой тряпкой на лбу. Глаза его не блуждали по комнате с хоть каким-то осмысленным выражением, а важно взирали ввысь, равнодушные ко всему, что происходило вокруг, точно принадлежали мертвецу.

Если Хестер время от времени заговаривала с Бесси, пытаясь поблагодарить, то он не проронил ни слова. Весь остаток этой жуткой ночи Бесси ухаживала за несчастными стариками с неизменной заботой и преданностью, но собственное ее сердце так болело и кровоточило, что девушка выполняла свой печальный долг словно во сне. Ноябрьское утро разгоралось медленно, а Бесси все никак не могла понять, произошла ли хоть какая-то перемена: к лучшему или же худшему, — пока около восьми часов не появился доктор. Его привел Джон Киркби, прямо-таки раздувшийся от гордости из-за поимки двух грабителей.

Насколько удалось выяснить Бесси, участие в ночном налете некоего третьего так и осталось в тайне. Лишь испытав огромное, почти болезненное облегчение, девушка поняла, до чего же боялась разоблачения Бенджамина — боялась так, что страх этот преследовал и изводил ее всю ночь напролет, едва ли не парализовав способность рассуждать здраво. Теперь же эта способность вернулась к ней с какой-то даже лихорадочной и живой остротой, что, без сомнения, отчасти являлось следствием бессонной ночи. Бесси была почти уверена, что ее дядя (а возможно, и тетя) узнал Бенджамина, но оставалась еще слабая возможность, что этого не произошло, и поэтому даже упряжкой диких лошадей нельзя было бы вытянуть из девушки ее тайну или хоть единое неосторожное словцо о том, что в грабеже участвовал еще и третий взломщик. Что до Натана Хантройда, то он вообще постоянно молчал, но молчание тети тревожило Бесси даже больше, заставляя бояться, что несчастная мать откуда-то знает, что в преступлении замешан ее сын.

Доктор внимательно осмотрел обоих стариков, с особым тщанием исследовав рану на голове Натана, и задал несколько вопросов, на которые Хестер отвечала коротко и неохотно, а Натан не отвечал вообще, даже не открывал глаз, словно ему невыносимо было видеть чужое лицо. Бесси, как могла, сама ответила за них и с бешено бьющимся сердцем спустилась вслед за доктором вниз. В столовой они обнаружили, что Джон даром времени не терял: открыл дверь, чтобы проветрить комнату, вычистил и затопил очаг, поставил на место разбросанные и опрокинутые стулья и стол. Заметив, что взгляд Бесси остановился на его избитом опухшем лице, он слегка покраснел, но попытался отшутиться:

— Видишь ли, я старый холостяк, так что чуть краснее, чуть бледнее — какая разница. Так что скажете, доктор?

— Ну, бедные старички пережили ужасное потрясение. Я пришлю им кой-какие успокоительные, чтобы сердце унять, а мистеру Хантройду снадобье для головы. Пожалуй, даже хорошо, что он потерял столько крови, а не то не миновать бы воспаления.