Комната с привидениями

Напрасно было и пытаться что-то предпринимать. Напрасно было, на мгновение самому испугавшись настоящей совы, затем показывать ее всем окружающим. Напрасно было выяснять, извлекая из пианино произвольные звуки, что Турк всегда воет от некоторых нот и мелодий. Напрасно было изображать Радаманта по отношению к колоколам и тут же подвязывать язычок тому из них, кому не посчастливится зазвонить без позволения. Напрасно было жечь огонь в каминах, спускать факел в колодец, внезапно врываться во все подозрительные комнаты и альковы. Мы меняли слуг, но лучше не становилось. Наконец наше уютное хозяйство пришло в такое расстройство и жалостное состояние, что однажды вечером я подавленно сказал своей сестре:

— Патти, я начинаю отчаиваться. Слуг жить с нами здесь не заставишь. Боюсь, нам пора сдаться.

Моя сестра, наделенная непоколебимым духом, ответила:

— Нет, Джон, не сдавайся. Не вешай нос, Джон. Есть другой выход.

— И какой же? — спросил я.

— Джон, — начала сестра, — если мы не собираемся выезжать отсюда, а уж нам-то с тобой яснее ясного, что никаких причин на то нет, мы должны сами все наладить и полностью взять дом в свои руки.

— Но как же слуги? — вопросил я.

— Обойдемся без слуг, — отважно заявила сестра.

Подобно большинству представителей моего класса я никогда и не думал о возможности делать что-то без этих верных помех. Идея показалась мне столь новой, что я посмотрел на сестру весьма недоверчиво.

— Мы же знаем, что они приходят сюда, уже готовые и сами бояться, и других запугивать, и мы знаем, что они и сами боятся, и других запугивают.

— За исключением Боттлса, — задумчиво отозвался я.

(Глухой конюх. Я сохранил его у себя на службе, и он служит мне и по сей день, как непревзойденный в Англии феномен нелюдимости).

— Разумеется, Джон, — согласилась сестра, — кроме Боттлса. И что это доказывает? Боттлс ни с кем не разговаривает и никого не слышит, если не орать ему в самое ухо, и какие от него тревоги и неприятности? Никаких!

Истинная правда: обсуждаемый персонаж каждый вечер ровно в десять укладывался спать в комнате над каретным сараем в обществе лишь кочерги и ведра с водой. И я раз и навсегда запомнил, что если бы после этого мига без предупреждения вломился к нему, это самое ведро мгновенно оказалось бы у меня за шиворотом, а кочерга проехалась по моей голове. При всех наших многочисленных переполохах Боттлс обычно и ухом не вел. Частенько за ужином, когда Стрикер валялась в обмороке, а Чудачка уподоблялась статуе, этот невозмутимый и бессловесный человек преспокойно уписывал за обе щеки картофель или, пользуясь всеобщим смятением, налегал на мясной пирог.

— Итак, — продолжила моя сестра, — Боттлса я исключаю. И учитывая, Джон, что дом слишком велик и, наверное, слишком заброшен, так что мы не можем хорошо управляться с ним с помощью одного только Боттлса, я предлагаю выбрать из числа наших друзей самых верных и приятных нам… и на три месяца создать тут что-то вроде содружества: самим за собой ухаживать… жить весело и дружно… и посмотреть, что из этого выйдет.

Я был так очарован моей сестрой, что тут же на месте горячо обнял ее и пылко одобрил ее план.

Пошла уже третья неделя ноября, но мы столь рьяно взялись за приготовления и друзья, которым мы доверились, столь ревностно нас поддержали, что до исхода месяца оставалась еще неделя, а вся наша братия уже весело собралась в доме с привидениями.

Тут пришло время упомянуть о двух мелких изменениях в домашнем укладе, что сделал я, пока мы с сестрой жили одни. Мне пришло в голову, что Турк, весьма вероятно, воет по ночам оттого, что ему хочется выйти, поэтому я поселил его в будке во дворе, но не на цепи, и самым серьезным образом предупредил в деревне, что любому, кто попадется ему на дороге, едва ли удастся уйти без отпечатков его зубов на горле. Затем я невзначай осведомился у Айки, разбирается ли он в ружьях. А когда он пообещал, что узнает хорошее ружье, если увидит, предложил зайти в дом и взглянуть на мое.

— Эта штука что надо, сэр, — произнес Айки, вдоволь налюбовавшись на двустволку, которую я купил в Нью-Йорке несколько лет назад. — Уж это точно.

— Айки, — сказал я, — только между нами: я видел кого-то в этом доме.

— Взаправду, сэр? — прошептал он, жадно раскрыв глаза. — Даму в плаще?

— Не пугайся, — успокоил его я. — Эта фигура больше смахивала на твою.

— Боже праведный, сэр!

— Айки, — произнес я горячо, можно даже сказать, пылко, пожимая его руку, — если во всех этих историях про призраков есть хоть крупица правды, то величайшая услуга, какую только я могу оказать тебе, — это стрелять по той фигуре. И клянусь тебе небом и землей, я выстрелю из того самого ружья, что ты видел.