Комната с привидениями

Когда-то яркие глаза Джека были устремлены на мою сестру, но случилось все же так, что он женился на другой и увез ее с собой в Южную Америку, где бедняжка умерла. Случилось это уже более десяти лет назад. Он привез с собой в дом с привидениями небольшой мешок солонины, потому что пребывает в неколебимом убеждении, будто солонина, которую он не сам выбирал, просто тухлятина. Каждый раз, когда посещает Лондон, он не забывает прихватить ее с собой. Также он вызвался привезти с собой некоего Ната Бивера, старинного своего приятеля, капитана торгового судна. Мистер Бивер, с его деревянным выражением лица и деревянной же фигурой, с виду совершенный чурбан, оказался весьма неглупым человеком с необъятным опытом в мореплавании и обширными практическими знаниями. Временами на него нападала вдруг странная нервозность — по-видимому, результат какой-то старой болезни, — но редко длилась подолгу. Ему досталась буфетная комната, а в следующей разместился мистер Андери, мой друг и поверенный, который приехал в качестве любителя «посмотреть, в чем тут дело» и который играет в вист лучше всего Адвокатского списка в красном сафьяновом переплете.

Это были счастливейшие дни моей жизни, и я надеюсь, что они были счастливейшими и для моих друзей. Джек Гувернер, человек недюжинных талантов, стал шеф-поваром и готовил нам блюда, лучше которых мне пробовать еще не доводилось, включая и бесподобные карри. Сестра моя была кондитером. Мы со Стерлингом исполняли роль кухонных мальчиков на побегушках, а при особых случаях шеф-повар привлекал мистера Бивера. У нас хватало работы и помимо домашнего хозяйства, но в доме ничто не находилось в небрежении, а между нами не было никаких ссор и размолвок, и наши совместные вечера протекали столь приятно, что у нас имелась по крайней мере одна причина не торопиться расходиться по постелям.

Первое время у нас было несколько ночных тревог. В первую же ночь ко мне постучался Джек Гувернер с диковинной корабельной лампой в руках, похожей на жабры какого-то глубоководного морского чудовища, и уведомил меня, что собирается подняться на главный клотик и снять флюгер. Ночь выдалась ненастная, и я воспротивился, но Джек обратил мое внимание на то, что скрип флюгера напоминает жалобный плач и, если его не убрать, может показаться кому-нибудь воем призраков. Так что мы в сопровождении мистера Бивера залезли на крышу, где ветер едва не сбил меня с ног, а потом Джек, лампа и замыкающий мистер Бивер вскарабкались на самый конек крыши, примерно в двух дюжинах футов над каминными трубами, и там без всякой опоры стали преспокойно отдирать флюгер, пока наконец от ветра и высоты оба не пришли в такое прекрасное расположение духа, что, казалось, никогда не слезут. На следующую ночь они вернулись туда снять колпаки над трубами, на следующую — убрать хлюпавший и булькавший водосток, потом еще выдумали что-то. И еще несколько раз оба без малейших раздумий выскакивали прямо из окон своих респектабельных спален, чтобы «исследовать что-то подозрительное в саду».

Все мы свято придерживались соглашения и ничего друг другу не рассказывали. Единственное, что мы знали, — это если какую-нибудь спальню и посещали духи, то никто от этого хуже не выглядел. Пришло Рождество, и мы устроили замечательный рождественский пир (все до единого помогали готовить пудинг), и настала Двенадцатая ночь, и запаса миндаля и изюма нам хватило бы до скончания дней, а наш пирог являл собой поистине великолепное зрелище. И вот когда все мы расселись вокруг стола у огня, я огласил условия нашего договора и вызвал первого призрака.

Призрак комнаты с часами

Мой кузен, Джон Гершелл, сперва покраснел, потом побледнел и, наконец, признался, что не может отрицать: комната его и в самом деле удостоилась посещения некого духа — женщины. В ответ на наши дружные расспросы, был ли тот дух ужасен или безобразен, кузен мой, взяв жену за руку, решительно ответил:

— Нет.

На вопрос же, видела ли этого Духа его жена, он ответил утвердительно.

— А говорил ли он с вами?

— О да!

Касательно же вопроса, что именно сказал дух, Джон виновато проговорил, что предпочел бы предоставить право ответа своей жене, поскольку та справится с этим делом не в пример лучше его. Тем не менее, сказал Джон, она заставила глаголить от имени духа именно его, а посему ему ничего не остается, кроме как приложить к тому все усилия, уповая, что в случае чего она его поправит.

— Считайте, — добавил он, наконец приготовившись начать рассказ, — что дух — это и есть моя жена, сидящая рядом с вами. Ну, слушайте: «Я осталась сиротой еще в младенчестве и воспитывалась с шестью старшими сводными сестрами. Долгое и упорное воспитание надело на меня ярмо второй, совершенно несхожей с природной, натуры, и я выросла в той же мере дитем своей старшей сестры Барбары, как и дочерью покойных родителей.