Комната с привидениями

Наш край, изобилующий рудниками и месторождениями железа, был густо заселен, и хотя в соседях у нас имелись семьи с богатой родословной и титулами, большую часть населения составляли все же семьи одного с нами положения, и это было приятное, радушное и дружное общество. Жили мы в удобных современных домах, выстроенных в разумном удалении друг от друга. Многие из этих зданий, включая и наше, были собственностью некоего слабого здоровьем престарелого джентльмена, обитавшего в фамильном особняке — последнем из сонма деревянно-кирпичных домов с остроконечными крышами, выстроенных в правление королевы Елизаветы, что еще высился над пока не обнаруженными залежами руды и каменного угля. Последние представители вымирающей сельской аристократии, мистер Фрейзер и его сын, вели жизнь сугубо замкнутую, контактов с соседями, на чье радушие и гостеприимство не могли ответить от чистого сердца, избегали. Никто не нарушал их уединения, за исключением разве что самых необходимых деловых посетителей. Старик был почти прикован к постели, а сын его, по слухам, всецело отдался занятиям наукой. Неудивительно, что Барбара засмеялась, но ее насмешки лишь поддержали и укрепили мою решимость, а сама трудность достижения цели придавала интерес, которого так недоставало всем предыдущим моим попыткам. Я упрямо продолжала спорить с Барбарой, пока не вынудила ее согласиться.

— Напиши старому мистеру Фрейзеру, — наставляла я ее, — и, даже не упоминая младшего, уведоми его, что твоя младшая сестричка изучает астрономию, а поскольку он единственный во всей округе владеет телескопом, ты будешь ему крайне признательна, если ей будет позволено в него посмотреть.

— Хотя бы одно будет тебе на пользу, — отметила Барбара, принимаясь за письмо. — Старый Фрейзер некогда был увлечен твоей матерью.

О! Стыжусь даже вспоминать, как ловко мы провернули это дельце и вырвали у мистера Фрейзера любезное приглашение „дочери его старинной приятельницы Марии Хорли“.

Холодным февральским вечером в сопровождении одной лишь служанки — ибо на Барбару приглашение не распространялось — я впервые переступила порог жилища Мартина Фрейзера.

В доме царила атмосфера глубочайшего покоя. Я вошла туда со смутным и беспокойным ощущением, будто совершаю что-то дурное, едва ли не предательство. Спутница моя осталась в вестибюле, а меня проводили к библиотеке, и тут меня вдруг одолела застенчивость, появилось желание отступиться от этой затеи, но вспомнив, как к лицу мне сегодня наряд, собралась с духом и с улыбкой переступила порог. Комната оказалась мрачной, с низким потолком и стенами, обитыми дубовыми панелями. Тяжелая антикварная мебель отбрасывала причудливые тени в свете мерцающего огня камина, возле которого вместо самого затворника, Мартина Фрейзера, которого я ожидала увидеть, стояла странная маленькая девочка, одетая по-взрослому и с манерами и самообладанием взрослой женщины.

— Рада вас видеть. Добро пожаловать, — поздоровалась она, шагнув мне навстречу и протянув руку, чтобы проводить к креслу.

Пожатие ее руки оказалось решительным и твердым, дружеским и слегка покровительственным — совсем не похожим на обычное робкое и вялое пожатие детской ручонки. Указав мне кресло перед камином, она уселась напротив меня.

Я произнесла несколько дежурных фраз, и пока девочка что-то учтиво отвечала, украдкой разглядывала ее. Огромный черный ретривер, прикрытый складками свободного длинного платья девочки, неподвижно растянулся у ее ног. На хрупких чертах лежала печать спокойствия, даже легкой печали; впечатление это усиливалось из-за ее привычки прикрывать глаза — привычки, которая редко встречается у детей и придает им некоторое высокомерие. Казалось, будто она погружена в глубокую внутреннюю беседу сама с собой — беседу, внешне не выражавшуюся ни словом, ни взглядом. Это безмолвное, похожее на маленькую колдунью существо начало даже пугать меня, и я обрадовалась, когда дверь отворилась, и вошел сам объект моей охоты. Я с любопытством взглянула на него, ибо успела уже опомниться от ощущения, будто совершаю предательство, и меня забавляла мысль, что он ни сном ни духом не ведает о наших планах. А поскольку молодой человек этот не менее боялся быть пойманным, чем я желала его поймать, борьба обещала стать увлекательнейшим занятием, тем более что Мартин Фрейзер ничего не смыслил в женских уловках. Я вспомнила, что каштановые локоны обрамляют мое лицо прелестными прядями, а темно-голубые глаза считаются на диво выразительными, и смело встретила его взгляд. Однако он обратился ко мне с серьезной рассеянностью и вежливым безразличием, не обращая внимания на мои чары, и я с содроганием осознала, что мои познания в астрономии ограничиваются обрывочными сведениями, почерпнутыми в школе из „Вопросника Мэнгналла“.

Суровый отшельник сей произнес: