— Донья Эльвира также проявила большой интерес. Вероятней всего, она согласится стать опекуншей.
— Донья Эльвира? Ах вот как! Ну это другое дело. Она очень влиятельная женщина. Ваша тяжелая артиллерия, да, Джеймз? Извините меня, это, конечно, не мое дело, но все же, на мой взгляд, другие опекуны не имеют большого веса.
— На ваш взгляд? Может быть, вы скажете, почему?
У Максвела было ощущение, что его загоняют в угол.
И сейчас необходимо выяснить все, что только возможно.
— Я повторяю, это не мое дело, но что касается Гая Переса, то тут мы говорим о нашем общем друге, поэтому я могу сказать. Его имя не произвело на меня впечатления потому, что в политической жизни он уже вчерашний день.
— Политика не имеет к этому никакого отношения.
— Политика в этой стране имеет ко всему отношение. Что же касается святого отца, то достаточно сказать, что время бунтарей-священников уже прошло.
Оп обвел взглядом других членов правления, на лицах которых в знак поддержки изобразилась горькая усмешка. Возобновив атаку, Адлер опять изменил тон своего голоса, будто теперь шел откровенный разговор с глазу на глаз:
— Ваш опекунский совет не сработает, Джеймз. Что- то могло бы получиться, будь там только вы с доньей Эльвирой. А так вас потопят двое остальных членов.
— Я не согласен с вами, но в любом случае достоинства и недостатки опекунов не являются предметом обсуждения. Вы попросили меня прийти и сообщить вам о своем решении насчет земли, что я и сделал. Теперь говорить, пожалуй, больше не о чем.
— Надеюсь, что это не так, — сказал Адлер. — Вы реалист, Джеймз. Вы бы не смогли держаться так долго, если бы им не были. Взгляните на ситуацию реалистично. Нельзя ли ее как-то еще спасти?
Максвел покачал головой.
— С вашей точки зрения — нет.
— Почему вы так упорно идете на конфликт?
— Никакого конфликта быть не может. Я просто решил, что у нас с вами разные дороги. Одно время я полностью был за то, что делает ваша компания в этой стране и для нее. Теперь нет, поэтому у меня пропало желание сотрудничать. Вы собираетесь превратить эту страну в одно гигантское ранчо, которое бы работало эффективно и рационально. Вы будете производить горы мяса высотой с Эверест. Прежняя нелепая и карнавальная Южная Америка ушла в прошлое. Уж во всяком случае здесь. Вам, возможно, даже удастся убедить местное население, что лучше вместо революций выигрывать настоящие войны. Но дело в том, что меня все это совершенно не привлекает.
Максвел уловил, что теперь, несмотря на внешнюю невозмутимость, его собеседники впали в замешательство, подобное тому, что испытывают воздержанные люди в присутствии говорливого пьянчуги.
— Меня не привлекает такое будущее, потому что мне правится то, как здесь есть. Когда я только сюда приехал, то думал, что это лет на десять. В мои планы входило извлечь как можно больше в возможно кратчайший срок, а затем уехать. Теперь я передумал: я остаюсь. Я собираюсь здесь обосноваться, пустить корни. Завести семью. По этой причине я и смотрю на все другими глазами.
— Но вы понимаете, что ваши планы противоречат государственной политике. Рибера наверняка захочет узнать о результатах нашей встречи, а он тот человек, к которому прислушивается сам президент.
— Мое положение упрочилось с тех пор, как я виделся с доктором Риберой. Даже правительство не может не испытывать определенного неудобства при вмешательстве в разногласия между иностранной фирмой и гражданами страны, то есть нами.
— Мы знаем, что вам был дан месяц на то, чтобы начать разработку вашего участка земли, — сказал Видлинг. — Этот месяц скоро истечет.
— Мы будем разрабатывать эту землю, но своими методами, — сказал Максвел. — У нас уже составлен план. Вы все читали отчет службы аэросъемки. Повторю сказанное там: земля в срезе содержит необыкновенное разнообразие ценных минералов. Эти минералы можно легко добывать и вывозить по воздуху. Все, что нам нужно, — это несколько посадочных полос, и самое большое разрушение, которое мы нанесем земле, будет несколько небольших рудников. Конечно, такое использование земли не принесет столько денег, как лес или мясо, но университет получит возможность открыть там свой филиал, а отец Альберт сможет сделать то, что он хочет, для своих рабочих-переселенцев. У правительства возникнут свои статьи дохода, и мы будем давать иностранную валюту, в которой оно нуждается. Не должно возникнуть никакого недовольства. Не вижу к тому причин. Что касается вас, джентльмены, — Максвел развел руками, — я только сожалею, что заставил вас ждать. Мне следовало принять это решение раньше.
Они все поднялись. Что бы там немцы ни чувствовали, они сохраняли полную невозмутимость, никаких признаков удивления или возмущения; Максвелу даже показалось, что первоначальное напряжение, царившее в комнате, несколько ослабло, как будто они почувствовали облегчение от того, что сомнения, наконец, рассеялись и теперь можно вести войну в открытую. Когда Максвел выходил из комнаты, Адлер отвернулся, чтобы не встретиться с ним взглядом.
30