Комплекс Чебурашки, или Общество послушания

Детские домашние игры с перевоплощениями и маскарадными переодеваниями включены в репертуар семейных праздничных увеселений, они импровизируются по общей договоренности и принятой традиции.

Но по большим праздникам, в дни многолюдных детских сборищ, когда им разрешалось беситься и бегать по всему верху, отпирали и эту комнату, и они играли в ней в разбойников, прятались под столами, мазались жженой пробкой и переодевались по-маскарадному.^[133]

В домашних зимних представлениях участвуют и взрослые, и дети. Каждый выбирает себе роль и образ по желанию или договоренности. Принуждение к лицедейству отсутствует, но зато есть чья-то настойчивая до ритуальной обязательности инициатива (нарисовать неизменные усики

неизменной жженой пробкой).

Зайчик. На празднование Нового года дома. Ничего не помню, так как мне был год. Костюм придумала мама. Пришила картонные уши и ватно-марлевый хвостик к детскому комбинезону. Как поясняет мама, чтобы я почувствовала Новый год (костюм, подарки под елкой) (ж., 1985 г. р.).

Ритуал карнавала новогодней елки многократно повторяется, задействовав все каналы восприятия и форматирования: зрение (опознаваемые костюмы, декор помещения и украшение елки), слух (песенно-музыкальный канон праздника), осязание (колкость мишуры и елочных ветвей, стесняющие движение костюмы, следы обручей с коронами и ушами на лбах), обоняние (запах хвои и мандаринов), кинестетику (специфические движения каждого из персонажей). Через детсадовские и школьные практики он входит в тело, становясь интимным и личным переживанием.

Воспоминания о карнавалах (внушенные рассказами старших и сохраняющие собственные переживания радости, стыда, разочарования) вошли в личную биографию многих советских и постсоветских людей. Карнавальный дискурс обеспечен литературным и медийным «хронотопом» – Кремлевской/школьной елки.

Реестр образов

Наиболее телесным переживанием из всего сценария празднования, конечно, является костюмное преображение.

Вслед за Патрисом Пави я буду считать, что «с момента появления на сцене одежда становится театральным костюмом, подчиняется эффекту преувеличения, упрощения, абстрагирования; костюм “прочитывается”».^[134]

В случае елки понятие «сцена» условно – это пространство, преображенное на момент ритуала установкой новогоднего дерева, декорированием мишурой, подвешенными к потолку снежинками из салфеток и снежками из ваты, рисунками гуашью на окнах. Одежда же превращается в костюм следованием общепризнанному шаблону. Костюмы новогоднего карнавала должны быть узнаваемы, «нечитаемость» костюма ведет к коммуникативному провалу.

Дед Мороз удивил, когда позвал меня к себе для чтения стихотворения и чтобы выдать мне подарок. Он сказал: «Вот мальчик в шляпе сейчас почитает нам стишок». Я удивился. Я не был мальчиком в шляпе, я был ковбоем.^[135]

У меня тоже обидные моменты были. Kак-то не успели на один Новый год с костюмом разобраться, пошла в шляпе и с веревкой толстых бус на шее… все доставали меня потом, что за костюм. Я гордо говорила, кубинский нац. костюм, а самой плакать хотелось.^[136]

Итак, из воспоминаний, опубликованных на форумах в Интернете, собранных интервью и фотографий мной был составлен корпус костюмов советской и постсоветской новогодней елки. Я выписала названия костюмов из вербальных и визуальных источников. Реестр образов составлялся отдельно для мальчиков и для девочек. Всего было обработано 291 упоминание/фиксация новогоднего костюма – 170 костюмов девочек и 121 мальчишеский.