Компромат

— Каналы западают… — пояснил происшедшее Подколзин. — Кассета старая, я ее давно размагнитить хотел, да все как-то руки не доходили. А вчера я ее чисто для прикола поставил, молодость вспомнить, глядь — а там! Вот-вот! Смотрите в правый угол!

И точно, через пару секунд камера дернулась вправо, и, прежде чем кадр сменился, Подколзин вдавил кнопку «пауза».

Дежкина не верила своим глазам. Это был он…

— Узнали? — возбужденно шепнул Михаил.

Еще бы Клавдии было не узнать человека, который скромненько выглядывал из-за левого плеча Гагуева. «Отпечаток» его лица врезался в память Дежкиной, наверное, до конца ее дней. Да, это был именно тот тип с митинга, который подложил в карман ее плаща обрывок шоколадной обертки с непонятными буквами. Но что все это значит? Какое отношение он имеет к кавказским сепаратистам? И что он делает в Москве? Кто за ним гнался и кому предназначался загадочный текст?

— Что все это значит? — вслух спросила она Подколзина.

— Если бы знать… Я лишь констатировал факт — ниточка вделась в иголочку. — Михаил потянулся за сигаретами, позабыв о реальности очередной облавы пожарников. — А вы как считаете? Простое совпадение или же…

— Это закон подлости, Мишенька, — сказала Клавдия. — Вы были правы, когда говорили, что от меня исходят одни неприятности.

— Но ведь это я пригласил вас на митинг.

— Мишенька, вы случайно не знаете, что такое «Хрюкалона»?

— Что-что? — не понял Подколзин.

— Это я так… — спохватилась Дежкина. — Неважно. Вы завтра свободны? Часиков в одиннадцать утра сможете подъехать в прокуратуру?

— Зачем?

— Будем заводить уголовное дело.

Вторник. 14.22–15.49

— Привет! Давно не виделись!

— Здравствуй.

— Ты что, мне не рада?

— Рада, почему же. Хорошо выглядишь. Впрочем, как всегда.

— Ласточка моя, а знаешь, я по тебе соскучился.

— Да?

— Не веришь? Послушай, как забилось мое сердце.

— Витя, ну хватит, не паясничай. Я действительно рада тебя видеть, чувствую себя превосходно, семья в порядке, муж внимателен и заботлив. О чем еще ты хочешь спросить?

— Про мужа, между прочим, говорить было не обязательно. Удар ниже пояса.

— С каких пор?

— С тех самых. Как увидел сейчас тебя, сразу понял, какой же я был дурак.

— Поздновато понял.

— Лучше поздно, чем никогда.

— Кому лучше?

— Солнышко, давай не будем ссориться. Все равно не удастся. Знаешь, почему? Потому что ты мне очень нравишься.

— Спасибо.

— За что же?

— За то, что не врешь, что любишь. Хорошо, прелюдия закончена. Рассказывай, Витюша, чем обязана визитом.

— А если я просто так заскочил? Если только на тебя посмотреть?

— Умоляю, перестань! — Эти слова Вера выкрикнула. И была в этом крике такая неожиданно пронзительная боль, что Чубаристов и в самом деле умолк.

Сколько себя помнил, он старался избегать подобных сцен, ибо не знал, как себя вести, и ощущал нечто похожее на вину.

Как будто в картонный игрушечный мир врывалось настоящее, неподдельное чувство, и сразу становились видны и нелепы любые уловки и фальшь.

Вера никогда не была ЕГО девушкой. Чубаристов не придал никакого значения той единственной ночи, когда они были вместе. Через неделю, встретив ее на улице, поздоровался как ни в чем не бывало, словно забыл, что они были близки.

Он был удивлен и даже ошарашен, когда через какое-то время узнал, что Вера развелась с мужем и осталась одна, — из-за него, Чубаристова.

Однажды он, столкнувшись с ней нос к носу, попытался обратить в шутку то, что было между ними.

— Я не могу шутить на эту тему, — сказала Вера.

Его ободрило, что в ее голосе не было упрека.

— Верок, жизнь большая, и если из-за каждого приключения разводиться с мужем — мужей не напасешься, — пошутил Чубаристов.

У нее мучительно скривились губы, и он понял, что столкнулся с чем-то неведомым, пугающим, и поспешил удалиться, сославшись на неотложные дела, — попросту сбежал.

С того дня он старательно избегал встреч с нею.

Он знал, что она вновь вышла замуж, потом родила ребенка, но какое-то чувство подсказывало, что прошлое не забыто.

Поэтому в справочный отдел он заглядывал только в исключительных случаях.

Сегодня как раз и был такой, исключительным.

— Верочка, нужна помощь, — перешел на деловой и вместе с тем заговорщицкий тон Чубаристов. — Есть тут у меня четыре мордашки… хорошие мордашки, да только подозрительные. Надо бы их поискать в картотеке, авось какие-нибудь сведения обнаружатся.

Вера пожала плечами, вроде хотела отказать, да не смогла.

— Витя, ты же знаешь — не положено.

— Знаю, Верочка, потому к тебе и пришел. Только ты мне в этой ситуации поможешь.

— Не могу.

— Можешь, — мягко настаивал Чубаристов.

— Нет.

— Да, — он взял ее руку в свои ладони, и она с испугом отдернулась, покраснела, спрятала глаза.

— Не надо, Витя…

— Помоги.

Она стиснула зубы.

— Что за мордашки? — наконец спросила она.

Чубаристов воровато огляделся по сторонам и извлек из внутреннего кармана пиджака фотографию, которую сделал на демонстрации Веня.

— Это — мордашка номер один, — Чубаристов показал на пробирающегося сквозь толпу кавказца, — а эта троица, — он обвел пальцем группу на заднем плане, — остальные.

Вера внимательно рассмотрела снимок.