Конан и Слуга Золота

Что ему этот жалкий султанат? Нет, с такими ресурсами, которые вскоре окажутся в его распоряжении… О! Можно создать целую империю! Можно нанять воинов хоть из Вендии, хоть из Кхатая!

Аргос, Шем — все это маленькие, жалкие ступеньки, по которым он сможет… О!..

Нет, Лавину он пока оставит. Но потом, когда через несколько месяцев она отработает своё, ему придётся выходить на качественно другой уровень — быть может, сочетаться с какой-нибудь принцессой династическим браком или… Вот тогда ему и нужна будет полная свобода и не нужны будут никакие порочащие биографию связи! Правда, само собой, терпеть дольше нескольких месяцев советы и указания властной и зловредной женщины он не собирается! Да ещё такой старой и некрасивой.

Признаться самому себе в том, что он в своих действиях и мечтах подпал под влияние более зрелой и амбициозной женщины, которая искусной рукой теперь направляет его действия и даже помыслы, молодой вельможа просто напросто не имел мужества. Поэтому осознание того, что он в любой момент может отделаться от присосавшейся к нему пиявки, было жизненно необходимо: оно позволяло самооценке новоиспечённого бека оставаться на достойном уровне.

Впрочем, разве так было или будет не во все века? Кто может уверенно сказать — кто же реально правит миром, или страной, или какой-либо организацией, ну, или, наконец, отдельным человеком — он сам… Или — его жена?

Мысли Хаттафа вновь вернулись к более насущным проблемам. К монстру. Кстати, самого монстра, подспудными усилиями всё той же руководящей им воли, он считал теперь чуть ли не средством, с помощью которого он захватит всю полноту власти и добьётся всего, что наметил себе.

Вот именно. Он — он! — наметил. Себе. У него впереди вся жизнь! Перспективы. Сила. Богатство. Ну, и, естественно, власть. И не власть — а власть!!!

Поэтому он, окончив доклад, поклонился с некоей даже брезгливостью и, не испросив, как было положено по этикету, разрешения, хоть всё ещё пятясь, удалился. Жалкий «султанчик» сразу исчез из его мыслей. Ему предстояла хлопотная ночь. Но он не зря поработал — всё должно пройти как надо.

Хаттаф усмехнулся про себя: вполголоса (ну как же! Уши в стенах!) рассказывая о предстоящем жертвоприношении, он, как всегда, был крайне сдержан и всё что можно и нельзя — завуалировал… Ничего. Он знал, что остальное доделает воображение!

Уж собеседник-то понимал, о чём всё-таки идёт речь!.. Он сам почти и не думал теперь о том, что их могут услышать — ему было наплевать. А вот султанчик всё ещё переживает, бедняга, — даже просит стоять поближе, так, чтобы было слышно только ему… Странно, что ему вообще нужен такой отчёт. Но ничего, Хаттаф с удовольствием сделает его: хотя бы, чтоб убедиться самому ещё раз: ничто не забыто.

Похоже, Боташ смирился с ним. И с его самостоятельностью. Проглотил нарушения этикета… А скорее, просто не обратил внимания — старичок слишком боится предстоящей ночи. Похоже, даже больше, чем сам Хаттаф. Ха-ха.

Когда роскошные створки тронного зала отделили его от султана, Советник по особым поручениям не вздохнул с облегчением, как когда-то — ему казалось теперь, что это было годы назад! — а гордо прошествовал мимо застывшей по стойке «смирно» охраны, хорошо ощущая свои силы и возможности.

Ни Боташ, ни его самоуверенный новый фаворит не обратили внимания на свежую маленькую дырочку во вновь повешенном на стену потрёпанном гобелене из Бритунии со странным названием «Торжество единорога». Как и глаза в нём. А если бы султану пришлосо в голову теперь сорвать полотно со стены, он обнаружил бы не дырочку — а дырищу с пристроенным воронкообразным рупором для усиления любого шёпота…

* * *

Стащив своего старого знакомого вниз, Конан привёл его в чувство с помощью ведра воды, за которым ему пришлось сходить на кухню.

Два перепуганных глаза, заморгав, вытаращились на киммерийца. Конан вынул кляп. Пленник даже не пытался кричать, чем подтвердил свою редкую понятливость и, в отличии от заносчивых горцев, готовность к сотрудничеству.

Пристально посмотрев на него отработанным «злобным» взором и убедившись, что его слушают и понимают, варвар спросил, указав рукой:

— Куда ведёт этот ход?

— Во дворец султана! — в правдивости ответа сомневаться не приходилось. Не в пещеры же Мардука носили пленниц!

— Где женщины, которые были здесь?

— Там… Во дворце, наверное… Я не знаю. Нет, я правда не знаю! Их всегда забирают и уносят только личные телохранители Хаттаф-бека! Горцы. Они же и охраняют всегда этот ход! Нам с ними даже запрещено разговаривать…

— И где сейчас остальные телохранители и сам… Хаттаф-бек?

— Ну… Тоже, наверное, там, во дворце!

— Когда же он вернётся сюда?

— Теперь только завтра! А может, и послезавтра… А телохранители точно завтра.

— А как же осведомители, шпионы?

— А, эти… Нет, теперь они появятся не раньше, чем через неделю — придут за авансом и принесут новые сведения… А расчёт за эту пар… э-э… за этих женщин они уже получили! — даже в тоне стражника сквозило презрение.