Конармия

— Катюша, так это вы?! Вот не думал! — Бахтуров подошел и обнял дрожащие плечи девушки. — Успокойтесь, не плачьте, — ласково говорил он. — Посмотрите, какое у нас тяжелое положение… Ни одного врача, а раненых сколько…

— Да, да, теперь я все, все понимаю, — быстро зашептала она, вытирая слезы розовыми ладонями. — Потом, потом. Сейчас не время. — Катя поднялась и огляделась. — Больше никого нет? — деловито спросила она, овладевая собой.

— Все здесь, — сказал санитар.

— Хорошо… Достаньте мне чистый халат. Побольше горячей воды… Принесите хирургические инструменты. А прежде всего покажите, где у вас тут можно умыться, — распоряжалась она с решительным выражением на совсем еще юном лице.

10

После разгрома под Ремонтной белые, собравшись с силами, перешли в наступление. Весь конец августа прошел в упорных боях. Кавалерия Буденного, прикрывающая все прибывающих беженцев, пробивалась к Царицыну и в ночь на 1 сентября достигла Аксайской. Здесь Буденный решил дать бойцам передышку. Надо было провести и реорганизацию. Полк разросся до тринадцати эскадронов, почти с двумя тысячами сабель, и по количеству всадников уже перерос в бригаду…

Дерна был озабочен. Бахтуров возложил на него, в числе других бойцов, раздачу населению политической литературы. Дерпа высказал сомнение, сможет ли он справиться с таким ответственным делом.

— Ничего, — успокоил Бахтуров. — В первый раз, может быть, и встретятся трудности, а дальше дело пойдет. Сам увидишь…

Сейчас Дерпа, нагруженный брошюрами и газетами, шагал по обсаженной тополями широкой станичной улице.

«Да, дела, — думал он, перебирая в памяти названия брошюрок, которые надо было раздать. — А вдруг какой вопрос зададут? Да еще небось с подковыркой. Всякие есть люди. Попробуй узнай, что у него на уме?» Думая так, он, между прочим, поглядывал на дравшихся у плетня петухов, которые яростно наскакивали один на другого.

— Ну, скажем, какая наша политика в деревне? Это вполне можно объяснить, — говорил он себе. — Про землю тоже… Ох, как он его долбанул!.. Теперь о продразверстке. Ну, это тоже нам известно… Опять долбанул! А ведь так он его до смерти забьет! — Дерпа схватил камешек и запустил им в петухов.

— Чего кидаешься, товарищ? — сурово спросил стоявший у калитки бородатый казак.

— А тебе, дядя, жалко?

— А то нет? Мои ведь петухи. Может, я хочу себе удовольствие доставить?

— Эх, дядя, несознательный ты человек! — пожурил Дерпа. — Чем зря их травить, ты бы этих петухов по продразверстке пожертвовал.

— Э! — казак с досадой махнул рукой. — Пожертвовал! И так все забрали. Одни мыши в амбаре.

— Ну, это ты зря так говоришь, — возразил Дерпа. — Не поверю, чтоб у тебя все забрали.

— Это, может, товарищ, с твоей точки так. А я тебе правильно говорю, — сказал казак убедительным тоном. — Весной приезжал хлебный инспектор. Так под гребло вымел амбары. А разве дадены ему такие права? «Вы, — говорит, — контры рваные, и так проживете». Вот многие наши казаки и подались до генерала Попова. И зараз там. Нравится тебе такой разговор?

— Нет такого закона, чтобы все забирать, — сказал Дерпа уверенно.

— Ты сперва послушай, товарищ, что дальше было, — пообещал казак.

— Ну, ну?

— Так этот инспектор ползучий гад оказался. При царе в жандармах служил. Он не по закону, а все, видать, навыворот делал!

— А откуда ты знаешь?

— Человек его опознал, да сказать побоялся. Ну как?

Дерпа пожал плечами.

— Как? Да вот так — провокатор этот жандарм. Примазался. Их много еще таких проявляется. Им Советская власть поперек горла костью встала. Как бельмо на глазу. — Говоря это, Дерпа не знал, да и не мог еще знать, что в Донской области, как почти по всей Советской России, уже давно вела подрывную работу контрреволюционная организация так называемого Национального центра. Участники заговора создавали всяческие затруднения в работе советских организаций и порождали недовольство и беспорядки. Проникшие на должность агентов — инспекторов по реквизиции излишков продовольствия — облагали казаков непосильной разверсткой, а пробравшиеся в судебные органы выносили несправедливые решения, направленные на озлобление населения. Все это — изъятие под метлу всех жизненных запасов, расстрелы казаков, которым Советское правительство объявило полное прощение, пагубные действия анархиствующих элементов — немало способствовало тому обстоятельству, что еще к концу апреля часть донского казачества была охвачена стихийным восстанием. Из Аксай-ской, как слышал Дерпа, немало станичников тоже находилось у белых. Но стоявший перед ним пожилой казак производил впечатление хорошего человека. Порывшись в сумке и доставая брошюру, Дерпа сказал:

— Ну, на, бери, что ли, книжку.

— На что мне твоя книжка, — отмахнулся казак. — Я неграмотный.

— Дочка прочтет. Казак вздохнул.

— У нас читать некому. Ну ее, еще беды наживешь с этой твоей книжкой.

— Боишься?

— А то нет? Вы уйдете, а кадеты наскочут да шомполами по этому самому месту. Знаем… А впрочем, давай! — решился казак. — Я ее так схороню — ни один черт не найдет. А читать, между прочим, я немножко могу.