Конармия

Урядник поднял голову и напряженно прислушался. Вокруг стояла тишина. Только где-то вдали чуть слышно постукивали ружейные выстрелы. На снегу мелькнула быстрая тень. Старый ворон присел подле Фролова и, склонив голову набок, по-хозяйски посмотрел на него. «Смерть моя», — подумал урядник. Однако Иона Фролов не хотел умирать. Он приподнялся и шикнул на ворона. Но тот спокойно чистил-точил клюв о крыло.

Вблизи послышались голоса. Фролов прижался к земле. В сизом тумане показались фигуры людей.

— Вот еще лежит, — сказал чей-то голос.

— Белый…

Шаги замерли подле Фролова. Кто-то подошел и пнул его ногой. Урядник застонал.

— Живой!

— Добей его, Макогон! — сказал молодой боец в полушубке.

— Что ты! Разве можно раненого бить? — возразил ездовой.

— А почему они наших бьют?

— Ну то они, а то мы. Нехай умрет по-христиански.

— Да бросьте, ребята, тень наводить! — сердито сказал подошедший к ним старый трубач. — Разве вы не видите, кто перед вами? Это ж шкура! Урядник! Думаете, мало он наших смерти предал? А ну, Макогон, дай винтовку!

Преодолевая страшную боль, урядник присел.

— Братцы, не бейте! — заговорил он, прижимая руки к груди. — Не предавайте смерти, товарищи дорогие! Не, виноватый я… Не по своей воле пошел. Мобилизованный я… Жена у меня. Трое детишек… Пожалейте, товарищи красные казачки! — просил он, хватаясь за ноги окружавших его санитаров — Возьмите к себе. Верой-правдой буду служить?..

— А может, и верно он не виноватый? — предположил Макогон.

— Ну ладно, — сказал старый трубач. — Санитары, тащите его в штаб. Там разберутся…

Вдали послышались тонкие звуки сигнальной трубы. Туман совсем разошелся, и теперь было видно, как по заснеженной степи всюду ехали всадники. Они рысью съезжались в колонну, извивавшуюся между холмами большой черной змеей. Стороной гнали толпу пленных. Среди них, опустив голову, шагал князь Тундутов…

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

1

Двое — невысокий старик с морщинистым лицом в ветхой войлочной шляпе и широкоскулый мальчик с выгоревшими добела волосами — медленно брели обочиной пыльной дороги. Большой рыжий пес, высунув язык и деловито перебирая лохматыми лапами, шел рядом с ними.

Перед путниками расстилалась желтоватая степь, отливавшая золотым дрожащим блеском. Раскаленный воздух был неподвижен. Вокруг ни тени, ни облачка. В чахлой траве с поникшими чашечками белых, желтых и лиловых цветов трещали кузнечики.

Временами старик останавливался, оттыкал тыкву-баклажку, висевшую на ремешке через плечо, и, к явной зависти собаки, давал мальчику глоточек воды. Потом старик отирал пот с лица и из-под руки посматривал вдаль. Степь бесконечная, сухая и ровная, казалось, убегала от взгляда. Было знойно и душно.

— Дедунь, скоро? — спросил мальчик.

— Да уж скоро, скоро, потерпи, мил человек, — отвечал старик глухим голосом, бросая на внука ласковый взгляд. Он снял шапку и вытер лысую голову рукавом длинной, подпоясанной веревкой рубахи. — Вот ужо до Волги дойдем, соли достанем, бабуне принесем. То-то возрадуется! — продолжал он с выражением чрезвычайного благодушия на бородатом лице. — Какой же ты мужик, коли спрашиваешь? Аль занемог?

— Нет, я ничего, — сказал мальчик, посмотрев на деда большими круглыми глазами.

— Ну а раз ничего, то и шагай бодрей, мил человек!

Мальчик тут же прибавил шагу, но старик тронул его за плечо, словно бы говоря этим движением, что силы надо беречь и особенно торопиться не нужно…

Солнце стояло теперь над самой головой, изливая на землю целые потоки горячего света. Вокруг наступила тишина. Даже смолкли кузнечики. Птицы забились в траву. Все живое притаилось и замерло, задыхаясь от зноя, и старик все чаще посматривал вдаль, где струилось над холмами туманное марево.

— Гляди, никак родничок? — произнес он с надеждой, приметив вблизи небольшую лощину, заросшую зеленой осокой.

Мальчик выбежал вперед. Из-под его ног шарахнулось что-то. Он вскрикнул и тут же улыбнулся своему испугу. Широко разинув клюв, в траве сидел коростель. Буровато-серые перышки стояли дыбом вокруг его большой головы.

— Дергач, — сказал старик. — Пить хочет. Ишь как его разморило, сердешного!

— Дед, а чего он не летит? — спросил мальчик, с любопытством глядя на птичку, которую ему впервые приходилось видеть так близко.

— Не мастак. А бегает шибко. Тебе не угнаться.

Старик присел и почти черными от загара, жилистыми руками раздвинул траву. От земли пахнуло жаром. Пес попробовал было лизнуть горячую грязь, но заскулил, отошел и прилег в стороне, поглядывая на людей печальными глазами.