Читаем Конармия полностью

— У нас-то ничего, а у вас как, Лопатин? — отвечал в тон ему такой же молодой красноармеец в буденовке.

— У нас на левом фланге шибко хорошо получилось. Такого жару дали! Они наверняка и сейчас бегут, озираются. Мы там двух кадетов в плен забрали.

— Харламов едет, — сказал один из бойцов. Лопатин оглянулся на приятеля, который, сидя в высоком казачьем седле, ехал шагом на золотисто-рыжем коне, убранном нарядной уздечкой с блестящими медными бляхами.

Казак подъехал и слез с лошади, звякнув шашкой о стремя.

— Ребята, вы тут не видали деда с мальчонкой? — спросил он, оглядываясь.

— Знакомые, что ль? — поинтересовался боец в буденовке.

— Нет. Странники. Я, стало быть, дал им направление до коноводов схорониться от боя, а их там нет.

— Постой, Харламов, это с собакой которые?

— Они самые.

— Эвон лежат… Эй, дед! Дедок! Слышь? Сыпь сюда! — крикнул боец.

— Никак, убило их? — предположил Лопатин.

— А что же? Такой бой был.

— Нет, гляди, вроде шевелятся.

Старик привстал, огляделся и, взяв за руку мальчика, нетвердыми шагами направился к красноармейцам.

— Что, напугался, папаша? — спросил боец в буденовке, когда старик подошел.

Старик посмотрел на него и покачал головой с таким видом, словно сам не верил, что остался живой.

— Да как тебе сказать, мил человек, — заговорил он с расстановкой. — Конечно, в наше время такой скорострельной артиллерии не было. Нет. Как даст! Как даст! Прямо громы небесные. Я уж думал — преставился.

— Ты бы там, на том свете, у святых угодников справился, скоро ли всем буржуям будет конец, — сказал Лопатин, смеясь и подмигивая товарищам.

Старик укоризненно посмотрел на него, но ничего не ответил.

— Дедунь, а игде же наш Рыжик? — спросил мальчик.

— Он, видать, со страху до самою Царицына драпанул, к белым в плен попал, — сказал боец в буденовке.

Старик недоуменно взглянул на него. В его помутневших глазах промелькнуло тревожное выражение. Увидев, что бойцы потупили головы, он со все возрастающим чувством тревоги тихо спросил:

— Это как же понимать, товарищ, такие слова? Вы что, Царицын, стало быть, отдали?

— Отдали…

— Скажи, пожалуйста, горе какое… — Старик вновь покачал головой. — Ай-яй-яй… У меня ж там, в Царицыне, в армии Ворошилова сродственник был. Живой ли он?

— Кто такой?

— Взводный. Никифор Голуба. Не слыхали такого? Бойцы переглянулись и пожали плечами.

— Значит, армии Ворошилова больше в Царицыне нет, — заключил старик в глубоком раздумье.

— А вот пехота шла. Это и есть армия Ворошилова, — сказал Лопатин.

— А вы кто же будете?

— Мы-то? Буденновцы мы… Армию охраняем…

Царицын был оставлен красными войсками и занят кавказской армией Врангеля еще 30 июня 1919 года. Но к этому времени город уже потерял стратегическое значение, так как Колчак был разбит, беспорядочно отступал в глубь Сибири, и угроза соединения его с Деникиным для организации общего фронта отпала. Теперь 10-я армия Ворошилова отходила на левый фланг Южного фронта, прикрываясь находящимся в арьергарде конным корпусом Буденного, состоявшим из 4-й и 6-й кавалерийских дивизий, причем последняя, то есть 6-я дивизия, была сформирована еще в апреле из отрядов ставропольских партизан. После разгрома кавалерией Буденного группы войск генерала Фицхалаурова, отряда князя Тундутова и целого ряда других генералов прошло около года. За это время произошли большие события. Революция в Германии лишила поддержки атамана Краснова. Общее командование контрреволюционными силами перешло к генералу Деникину, получавшему широкую поддержку Антанты, которая, разгромив Германию, сосредоточила все свое внимание на борьбе с революционной Россией.

В то время как 10-я армия отходила на левый фланг Южного фронта, Деникин накапливал силы для перехода в общее наступление…

Хотя Харламов и остальные бойцы и были уверены в том, что Царицын оставлен временно, все же это обстоятельство действовало на них угнетающе. Дрались они, не щадя живота, и только огромное превосходство в живой силе противника вынудило их к отступлению. И вот они стояли, опустив головы, в то время как старик и мальчик с тревожным выражением смотрели на них. Громкий голос, раздавшийся неподалеку, заставил всех встрепенуться.

— Какие могут быть разговоры?! — кричал тот самый кряжистый человек, который раньше командовал цепью. — Второй взвод, выделяйте полевой караул!..

Что? Кто там заругался?.. Назаров? Сапоги плохие? А у меня разве лучше? Какой же ты есть сознательный боец революции? А ну, собирайся! Да смотри у меня…

— Это кто ж такой шумит? — поинтересовался старик.

— Наш эскадронный командир. Товарищ Еременко, — сказал боец в буденовке.

— Строгий, видать?

— Наши ребята тихих не любят.

— Чего ж мы стоим? — спохватился Харламов. — В ногах правды нет. Давайте сядем. — Он отпустил подпруги у седла и присел к остальным, придерживая поводья в руке.

Солнце садилось. С юга протянулось длинное белое облако. Зной давно спал, и поднявшийся ветерок ласкал почерневшие лица бойцов.

— Эх, чаю бы зараз напиться, да с топленым молоком! — вслух подумал Харламов. — Один бы самовар выпил.

Старик вздохнул и сожалеюще покачал головой.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Плаха
Плаха

Самый верный путь к творческому бессмертию – это писать sub specie mortis – с точки зрения смерти, или, что в данном случае одно и то же, с точки зрения вечности. Именно с этой позиции пишет свою прозу Чингиз Айтматов, классик русской и киргизской литературы, лауреат самых престижных премий, хотя последнее обстоятельство в глазах читателя современного, сформировавшегося уже на руинах некогда великой империи, не является столь уж важным. Но несомненно важным оказалось другое: айтматовские притчи, в которых миф переплетен с реальностью, а национальные, исторические и культурные пласты перемешаны, – приобрели сегодня новое трагическое звучание, стали еще более пронзительными. Потому что пропасть, о которой предупреждал Айтматов несколько десятилетий назад, – теперь у нас под ногами. В том числе и об этом – роман Ч. Айтматова «Плаха» (1986).«Ослепительная волчица Акбара и ее волк Ташчайнар, редкостной чистоты души Бостон, достойный воспоминаний о героях древнегреческих трагедии, и его антипод Базарбай, мятущийся Авдий, принявший крестные муки, и жертвенный младенец Кенджеш, охотники за наркотическим травяным зельем и благословенные певцы… – все предстали взору писателя и нашему взору в атмосфере высоких температур подлинного чувства».А. Золотов

Чингиз Айтматов , Чингиз Торекулович Айтматов

Проза / Советская классическая проза