Отобедав чем им государство посылает, и в немалой мере тем, что с воли передают, сокамерники вернулись к предыдущей тематике. Потому как за едой отнюдь не всем нравится употреблять политику в образе и подобии хлеба насущного.
―…В теме и в реме, ― лингвистично высказался Змитер по обеденному поводу.
Евген ему не возражал, поскольку эти лингвистические термины ему знакомы и актуальное членение предложений с обедом без разговоров, портящих аппетит, его устраивает. Как ни взять, о политике не в пример благостнее рассуждать в сытости и тепле, нежели в голоде и в холоде.
― Считай, Митрич, нам повезло с посадкой. Летом в тюряге беспримерно лучше, чем зимой. Ну а в безотопительный сезон, когда уже не лето и еще не весна, тут вообще голимый мрак, насколько рассказывают.
Змитер зябко поежился, собираясь с мудрыми мыслями. О коммунальных безотопительных весенне-осенних периодах он впечатлительно помнит. Даром что в камере стоит летняя духота. А принудительная, глухо взревывающая тюремная вентиляция не очень-то от нее спасает. Хотя жить все-таки можно, и жизнь продолжается в самых разных условиях.
― Что может быть хуже, чем без отопления поздней осенью и ранней весной! Непреложно таково многолетнее проклятие эпохи развитого государственного лукашизма. Когда во всем мире снижаются цены на тепловые энергоносители, дома и на службе у белорусов становится все холоднее. Родная РБ хозяйствует!
― Угу, когда нефть дешевеет, бензин на заправках у государственного «Белнефтехима» хоть на копейку, но дорожает.
― По-другому наше дорогое государство не может и не хочет, Вадимыч. Ему больше всего подходит межсезонье и межеумочное состояние между Востоком и Западом, между прошлым и будущим. Полшага вперед, полшага назад, неуверенный шажок влево, и так же осторожненько вправо. Хотя никакой конвой не готовится отстреливать одичавшее лукашенковское государство без предупреждения.
Наоборот, стабильно предупреждают, расположено предостерегают со всех сторон. Раз за разом белорусам предлагают определиться, куда они должны окончательно повернуться передом, а кому задом. Хотя принимать окончательное решение большинству ой как не хочется. Потому и вцепились мертвой хваткой с прошлого века в Луку. Так как он ― наилучший для них промежуточный вариант, западная серединка на восточную половинку, ни рыба ни мясо, ни Богу свечка ни черту кочерга.
― Типичный представитель и ставленник полусреднего класса по-белорусски? ― хорошим вопросом Евген малость польстил авторскому самолюбию Змитера.
― В точности так, Ген Вадимыч! ― не заметил лести его собеседник, потому что всецело захвачен замыслом, темой и содержанием новой статьи. ― До настоящего среднего класса по европейскому и американскому счету у нас очень мало кто дотягивает. Притом недостаточное большинство считает зажиточное меньшинство богачами и напрасно зачисляет в сливки белорусского общества.
Об этом я и хочу написать, если по всем параметрам субъективно средние люди вынуждены поневоле играть роль общественной элиты, своего рода шляхты. Хотя объективно не имеют они для того ни финансовых, ни интеллектуальных, ни генетических ресурсов в лице многих поколений благородных предков.
Повсюду и везде, белорусы в этом ряду не исключение, логика демократического большинства проста и незамысловата. Если ты богаче меня, следовательно, умнее. Стало быть, я тебе злостно завидую и хочу, чтоб ты был таким же нищим полудурком, как и я.
А откудова у нас возьмется относительное и сравнительное богатство? Разумеется, его дают чин, сан и власть. Оттого большинство и голосует за дурковатое государственное начальство. Держится за дурное государство, будто бы за сказочную палочку-выручалочку.
Выходит, большинству не обидно и не завидно. Я-де дурак и демократически мой начальник при мне ― реально придурок, потому как, на первый взгляд, не имеет ничего своего, кроме дармового казенного, государственного.
Отсюда следует, что белорусы, приверженные эгалитарным демократическим принципам, никак не могут и не хотят записывать попросту избранное им госначальство в лидеры нации.
Ну, какой из Луки вождь, лидер, проводырь, отец народа? Да никакой, если он ничем не отличен от голосующей за него пустонародной быдлобратии бульбоедов. Даже самые затятые лукашане батькой-то его называют иронически, с насмешкой.
Однак смех смехом, ирония иронией, но никакое общество не в силах существовать без даровитой элиты. Надо ведь кому-то умному нешутейно давать ориентиры, идеалы, производить духовные и материальные ценности, изобретать технологические блага, априори непостижимые, не достижимые для глупого бездарного большинства?
Вот и возлагают белорусы невысказанные, потаенные надежды на тех, кто не намного умнее и на самую малость богаче в ценностном и моральном соотношении по сравнению с большинством, где все равны в умственной нищете и в безнравственном убожестве.