Конечная Остановка

Вероятно, отсюда проистекает застарелая неприязнь белорусов к присяжной и пристяжной к государству оппозиции, не желающей оправдывать исторические упования белорусского народа на интеллектуальную элиту нации. На тех самых благовестно избранных из множества званых, являющих собой аристократию по духу и по уму, обладающих нравственной силой, непреклонной честью, способностями преодолевать общественные кризисные ситуации и неизбежно грядущие политические катаклизмы.

Ну а коли таковых общинных аристократов и интеллектуалов большинство не наблюдает на видимом ему горизонте политических событий, то должностные функции элиты достаются нашему недоделанному полусреднему классу, о котором я тиснул статейку в начале июня.

Новую злую статью, Вадимыч, я хочу озаглавить двумя ключевыми словами: «Полу… и недо…». Поскольку из-за отсутствия реальной полноценной элиты: политической, экономической, интеллектуальной ― эту важнейшую для общества роль еле-еле исполняют спустя рукава, дуют кто в лес, кто по дрова, роятся, копошатся ни в городе Богдан, ни в селе Селифан разношерстные полудурки и недоумки на всех постах и должностях. Будь они во власти или в оппозиции.

Думаю, в этом «Полу… и недо…» кроется объяснение, почему Беларусь вот уже 25 лет посткоммунистической независимости топчется на месте, нерешительно переминается с ноги на ногу, с горем пополам трясется, трется, отирается между прошлым и будущим, между Евросоюзом и Россией.

Когда-то в конце 90-х годов прошлого века один смекалистый журналист, мне о нем дед Двинько сказывал, верно поименовал политический режим Луки «недодиктатурой».

С того времени ничто не изменилось. У нас по-прежнему вездесущи сложная приставка «недо» и составные слова с корнем «полу». У того же Двинько, вспомни-ка о полушампанском минского разлива и полуконьяке молдавского привоза. Читал?

― А як же! ― Евген в контексте поощрил собеседника на дальнейшие высказывания.

Евген сознательно, без всяких-яких, не перебивал и не пробовал встревать, вставлять наличные противоположные мнения в рассуждения Змитера. Спорить бессмысленно он никогда не спорил, того не любит и разномастных спорщиков ради спора предельно не уважает. По-аудиторски предпочитает по фигурам умолчания нечто услышать, а затем потребовать письменные объяснения и печатные документальные доказательства во время ревизий и проверок. Это на счет думай раз.

На счет думай два аудитор Печанский, подобно писателю Двинько, полагает, что в споре, в полемике, в софистике по образцу древнегреческой болтовни в диалоге, истина не рождается, она там гибнет в пустопорожнем сотрясании воздуха. Даже если современные софисты и полемисты равны в чинах и званиях, как они со Змитером, располагаясь параллельно на тюремных нарах, то просто так от нечего делать устраивать различные соревновательные, кто кого, диспуты в тему и не в тему им попросту незачем.

Тогда как на счет думай три: и подавно убедился, отчего к горячим дебатам по существу и вне всякой сути дела, прибегают только те, у кого есть что скрывать. Либо те, кому невтерпеж показать, какие же они ужасно недооцененные умники-разумники.

После отбоя Змитер не унялся. А Евген не протестовал. На счет думай четыре ему самому пришли на ум кое-какие ценные мысли, пока он слушал журналистские умозаключения да размышления сокамерника.

«Как ни оценивай, излагает здраво. Свобода слова и печати приветствуются. Коли не в этакой Белорашке, где за то или за это пожалуйте в тюрягу, но за кордоном. Тамотка вблизи и вдали политику кушают иначе».

Глава восемнадцатая В гостиной встреча новых лиц

―…У нас, белорусов, слишком часто и очень многое делается серединка на половинку, ― сел на своего любимого публицистического конька Алесь Михалыч Двинько, продлив далее многоречивый спич на званом ужине для избранных им немногих персон. ― Мы занадта частенько нисколь не в силах доводить часом начатое дело до конца, до его естественного и логического завершения.

Почти все у нас промежуточное, незавершенное, и занадта мало окончательного. Мы словно пассажиры автобуса, какой никак вам не может добраться до конечной остановки. Хотя прекрасно знаем: время-то в пути уходит в никуда, впереди множество безотлагательных дел. Непреложно, пора бы приехать. А мы все едем и едем, для большинства незнамо куда, и неведомо когда приедем. О чем и вовсе не желает думать большая часть наших попутчиков.

Главное ― будто бы хорошо ехать. А неотложные белорусские вопросы: куда? и зачем? ― во множестве случайных пассажиров ничуточки не волнуют и не тревожат. Как им мнится, белорусы больше страшатся актуально настоящего, чем неведомо какого будущего. Грядущее не пугает, если о нем некому и нечем думать. Ни в целом, ни по частям, ни на пятьдесят процентов плюс-минус один голос.

Половина сидит, половина стоит. И все трясутся… Так оно в нашем метафорическом автобусе местной фабрикации. Уж не взыщите великодушно, что цитирую вам этакий пассаж из старого диссидентского анекдота от приснопамятной мне совковской эпохи.