Конечная остановка

— Да нет, мой мальчик. Надеюсь, что нет. Постарайся не думать больше об Эрве. Сходи куда-нибудь. Например, в кино. Что такое…

Он пошарил в карманах.

— Ладно! Куда я опять подевал свой бумажник?.. У тебя осталось немного денег? Прекрасно! Сегодня вечером получишь то, что тебе причитается на две недели. Надеюсь, это послужит тебе серьезным уроком. Хотите считать себя свободными от всяких предрассудков, а на деле остаетесь мальчишками.

Люсьен вдруг представил себе свечу, стоящую на полу, почерневшую от сырости дверь. Ему послышался голос: «Правда, этот оказался добрым, ласковым. Когда он меня…» Он опустил голову, чтобы скрыть краску, заливавшую его щеки. Может, это болезнь, которая постепенно завладевает им? Сумеет ли понять его отец, если он отважится признаться ему, словно пациент, который открывает своему врачу, что страдает ужасным недугом?

— Марта! Десерт. Я спешу.

Он всегда спешит. Всегда бежит помогать другим.

— До вечера, Люсьен. И не позволяй себе распускаться, ладно?

— Я постараюсь, папа.

Если в конце концов все откроется, если Элиан заговорит, в каком виде предстанет он перед отцом, как оправдает свое молчание и это постыдное лицемерие, которое заставляет его произносить любезные фразы вроде этой: «Я постараюсь, папа»? Но как заставить Элиан молчать? Верного средства нет! Есть только один способ: держать ее взаперти как можно дольше, несмотря на все трудности. Вопрос лишь в том, кто из них не выдержит первым… если, конечно, вмешательство ее родителей не вызовет катастрофу.

Он укрылся в своей комнате, чтобы спокойно изучить этот аспект проблемы. «Я собиралась приехать в Тур вчера утром», — сказала она. Значит, родители должны уже беспокоиться. Однако они не рискнут обратиться в полицию по прошествии всего лишь двадцати четырех часов. А может, даже и сорока восьми. Затем они приедут посмотреть, не заболела ли их дочь. Дверь заперта. Малолитражка преспокойно стоит на стоянке. И тогда они неизбежно сообщат в полицию. Ну, а дальше?.. Дальше все представлялось расплывчатым. Ничего не обнаружив при первоначальном расследовании, полиция постепенно задействует все более мощные средства. Потом за дело примутся газеты и телевидение. Люсьену нередко доводилось читать рассказы о похищениях, и он без труда догадывался, как развернутся события. Отпустит он Элиан сейчас или позже, полиция все равно станет ее допрашивать и вынудит раскрыть причину своего исчезновения, так что она непременно заговорит. В любом случае, несмотря на обещание, которое ему, возможно, удастся вырвать у нее. Вот если только…

Да, пожалуй, есть одно средство. До сих пор Люсьен придерживался версии, что ему так или иначе придется сказать Элиан: «Я Люсьен Шайю. Простите нас. Эрве серьезно пострадал, когда ехал освобождать вас. Мы очень сожалеем. Пожалейте его, ничего никому не говорите!» Но если родители, полиция, газеты станут думать, будто речь идет о классическом похищении с требованием выкупа, то тогда отпадет необходимость признаваться Элиан в истине. Достаточно довести игру до конца, а потом сообщить перепуганным голосом ее семье по телефону: «Ваша дочь находится там-то». Почему, собственно, похитители не могли запереть Элиан в этой заброшенной лачуге, куда, по всей видимости, никто не заглядывал? Она принадлежит Корбино. Ну и что? Кому придет в голову заподозрить Корбино? Что же касается Эрве, то он с воскресенья лежит в больнице, таким образом с него автоматически снимаются все подозрения. Люсьен продолжал плутовать, обманывая себя. Хотя его соображения и вели к логическому концу. А главное — имели то преимущество, что выгораживали его самого. Никто никогда не узнает, в чем он провинился. И это очень важно. Надо идти вперед, другого решения просто нет. Разумеется, он уничтожит все предметы, все улики, способные разоблачить его. Словом, все так просто! Во всяком случае, до определенных пределов. Ибо он плохо представлял себе, как сможет, например, позвонить ее родителям и сказать: «Ваша дочь в наших руках!» У него не хватало на это воображения. Тем не менее в одном он не сомневался: либо ему придется пойти на это, либо его ждет суд. И сколько бы он ни ломал себе голову, напрашивался единственный вывод: если он во всем признается Элиан, ему крышка. Но если Элиан не перестанет сомневаться, что ее похитили ради выкупа, у него остается шанс. Да к тому же еще она наверняка скажет: «Меня охраняла и заботилась обо мне женщина!»

Он устал думать. К тому же разболелась голова. Будущее представлялось ему в виде темного туннеля. Он отказывался от мысли отправиться в лачугу. А пойти в больницу у него не хватило духу. Во второй половине дня он сел в автобус и доехал до площади Коммерс. Ему хотелось затеряться в толпе, забыться. Встретив приятелей, он пошел с ними в кафе, где так увлекся игрой в настольный футбол, что не заметил, как стемнело.