Конечная остановка

Ошеломленный, Люсьен не знал, что ему теперь делать. Доброжелательность… Слово это болезненно стучало у него в висках. Как поступить? Капитулировать, немедленно отпустить ее?.. Или, напротив, продолжать начатое? Несмотря на охватившую его растерянность, он прекрасно понимал: чтобы обеспечить себе преимущество, ему во что бы то ни стало надо завладеть выкупом. Деньги в обмен на обещание Элиан хранить молчание. Это оставалось непреложной истиной в бурном потоке одолевавших его мыслей. С другой стороны, ему стало совершенно ясно, что полиция собирается идти по ложному следу. Если отбросить волнение, разве ситуация в конечном счете не оборачивалась в его пользу? Произошло то, чего следовало неизбежно ожидать. Газеты так или иначе должны были откликнуться по поводу этого дела. Теперь о нем заговорили, но в какой-то мере его это никак не затрагивает. Если ему удастся придумать хитроумный план — а он уже набросал его в общих чертах, — полиция может сколько угодно подслушивать следующий его телефонный разговор с супругами Шателье, он все равно проведет ее.

И в самом деле, полиция просто не додумается заинтересоваться передвижениями какого-то мальчишки. Большая удача быть, что называется, еще «мальчишкой»! К тому же никаких передвижений и не предвидится. Он возьмет их хитростью.

Положив газету в карман и немного придя в себя, он вошел в аптеку. Ему тоже не мешало бы принять аспирин. Он купил таблетки и, обдумывая статью в «Уэст-Франс», тронулся в обратный путь. Теперь уже пресса, конечно, даст волю своему воображению. А телевидение! Ему казалось, будто он очутился на сцене в слепящем свете прожекторов, будто он превратился в чудовище. Мистер Хайд[5]

— вот он кто. Отец его — доктор Джекиль, а сам он мистер Хайд. Ночное чудовище! При мысли об этом он испытывал горькое удовлетворение, смешанное с некоторым ужасом, развеять который не могли никакие доводы. Добравшись до лачуги, он принял таблетку, едва не застрявшую у него в горле, и отправил записку: «ВОТ АСПИРИН».

И отпер дверь. Ее чуть ли не вырвали у него из рук. Элиан, безусловно давно уже подстерегавшая подходящий момент для нападения, изо всех сил тянула дверь к себе. Он закричал:

— Отпустите! Говорю вам, отпустите!

Он весь напрягся, упершись ногой в стену и сантиметр за сантиметром подтягивая скрипевшую дверь к себе.

— Если не отпустите…

Она вдруг отпустила, и дверь с шумом захлопнулась. Он повернул ключ и глубоко вдохнул в себя воздух. И только тогда осознал допущенную им оплошность. Он заговорил. А Элиан стучала кулаком.

— Вы не Филипп! Кто вы?

После схватки каждый из них со своей стороны двери медленно переводил дух. Люсьен весь дрожал, словно только что избежал смертельной опасности. Вероломство этой маленькой стервы возмутило его. Он бы отхлестал ее по щекам, если бы только мог. Еще немного — и она сбежала бы. Узнала ли она его голос? Теперь она молчала. Он силился разобраться во всем: если она узнала его, то вскоре обретет уверенность в своих силах и велит ему открыть дверь. При условии, что… Как узнать, что творится у нее в голове? Может, она, напротив, пришла в ужас. Или же питает по отношению к нему такие свирепые чувства, что, когда он придет освободить ее, откажется вступать с ним в какие бы то ни было переговоры? С трудом сдерживая дрожь в руке, он написал: «Я БОЛЬШЕ НЕ ОТКРОЮ ДВЕРЬ. ТЕМ ХУЖЕ ДЛЯ ТЕБЯ».

Она возвратила ему записку без всяких комментариев. Он взвесил все «за» и «против», словно речь шла о каком-нибудь пари. Но независимо от того, узнала она его или нет, он все равно не изменит своих планов. Все остается по-прежнему, услуга за услугу: я тебя освобождаю и возвращаю деньги, а ты гарантируешь мне безнаказанность. Одиночество и усталость в конечном счете возьмут верх над ее сопротивлением. Зато какое разочарование! Эта женщина, ради которой он так старался, о которой так много думал и с таким волнением… Значит, все это кончится именно так: в гневе и злобе? Он сделал последнюю попытку.

«ДО ВТОРНИКА, РАНЬШЕ Я НЕ ПРИДУ».

Ему хотелось услышать ее голос еще раз; найти предлог, чтобы возобновить диалог. Никакого ответа. Он погасил свечу и тщательно запер входную дверь. Перед уходом он оглянулся и с грустью посмотрел на дом. Так это и есть то, что люди называют разрывом? Какое гнусное чувство, смесь боли и ненависти, причем эта ужасная вещь имела форму и вес, она жила в нем, точно зверь, так это и есть?.. Нет, лучше уж навсегда остаться ребенком!

Было уже поздно. Если отец вернулся, ему снова предстоит неприятная сцена. Он заторопился. Доктор разговаривал с Мартой. Они беседовали о событии.

— Я говорила мсье, — пояснила она, — что эта бедная барышня вела себя крайне неосторожно. В мое время не влюблялись в кого попало. Мужчина, наделавший долгов! Ей следовало навести справки.

— Но… разве называли какое-нибудь имя? — спросил Люсьен.