Конечная остановка

«Вот миллионы. Я возвращаю их вам. Но взамен вы не скажете ни слова. Чтобы избежать скандала, жертвой которого в первую очередь станете вы сами!» И он объяснит ей, в силу какого стечения обстоятельств ему пришлось держать ее в заточении. Сначала она, возможно, рассердится. Но потом до смерти обрадуется этим миллионам, которые считала потерянными навсегда, а главное — пожалеет Эрве. Само собой, он извинится за то, что невольно выслушивал ее откровения по поводу Филиппа. Это слишком деликатный момент. Она, возможно, не сразу захочет простить. И все-таки ей не останется ничего другого, как признать, что он всегда вел себя чистосердечно и даже более того — ни в чем не был виноват. Ибо он и в самом деле чувствовал себя невиновным, когда затормозил у телефонной будки.

Поставив мопед у тротуара, он не сразу решился. Ах, до чего же трудно идти до конца! Он вспомнил об Эрве. Обвел глазами заставленную машинами площадь, взглянул поверх зажженных фонарей на сиреневое небо, на мир других, тех, кто спокойно возвращался к себе домой. Ладно! Пора! Он порылся в карманах в поисках монетки. Голос, Боже мой, голос. Как его изменить? Не мог же он закрыть рот платком на глазах у прохожих, которые то и дело снуют мимо стеклянной будки. Надо попробовать шептать, а не басить. Он закрылся в будке, забившись в угол и стараясь заслониться спиной от улицы, чтобы остаться наедине с голосом, который ему ответит. Набрал номер и услыхал слова дежурного:

— Отель «Сантраль».

— Я хотел бы поговорить с мсье Шателье.

— Говорите громче.

— Мсье Шателье, пожалуйста.

Оттого, что он старался говорить басом, у него защипало в горле. Он закашлялся.

— Соединяю.

Глаза заливал пот. Он уже не помнил, что собирался сказать.

— Мсье Шателье слушает.

Он говорил торопливо и как будто задыхался. Этого звонка бедняга, без сомнения, ждал уже на протяжении многих часов.

— Это по поводу вашей дочери, — сказал Люсьен. — Ей не причинили никакого зла…

Он умолк. У него не хватало духу угрожать. А между тем…

— Теперь все зависит от вас, — продолжал он. — Мы вам советуем — в ее же интересах — не заявлять в полицию.

Он обрадовался тому, что сообразил сказать: мы. Его это странным образом утешило, словно рядом с ним находились сообщники.

— Как вы докажете, что Элиан жива и находится в ваших руках?

Люсьен повысил голос.

— Мы передадим вам записку от нее… Мы требуем пятьдесят миллионов сантимов в десятитысячных купюрах. Иначе…

Искусное «иначе» таило в себе самые страшные угрозы. С каждой секундой Люсьен обретал уверенность.

— Вы, конечно, понимаете, что таких денег у меня с собой нет, — сказал папаша Шателье. — Придется ехать в Тур.

— Это ваши проблемы. Деньги вы должны доставить в понедельник в указанное вам место. Вашу дочь отпустят во вторник. При условии…

«Хорошо, — подумал Люсьен. — Неплохая формулировка».

— Но, — продолжал настаивать тот, — вы мне клянетесь, что она жива?

Тогда в пылу наития Люсьен произнес великолепную фразу:

— Разве из-за пятидесяти миллионов убивают?

Повесив трубку, он вышел из тесной будки, где ему не хватало воздуха. Ну вот и свершилось это! Оказалось не так уж трудно. Разумеется, самое опасное еще впереди. Полиция временно приняла версию самоубийства, но наверняка думает и о возможном похищении. Телефон отеля могут прослушивать — на всякий случай. Но полиция, по обыкновению, не станет вмешиваться до тех пор, пока пленница не выйдет на свободу. Главное — суметь обмануть их после передачи выкупа. А сейчас пока нечего бояться.

Люсьен вскочил на мопед и двинулся на вокзал, чтобы проверить еще одну деталь, не дававшую ему покоя. Посмотрев расписание, он сразу успокоился. Поезд уходил в девять часов и прибывал в Тур в одиннадцать, а другой позволял вернуться обратно в семнадцать часов. Если принять во внимание, что папаша Шателье отправится в Тур лишь в понедельник, так как в субботу и воскресенье все банки закрыты, он без труда достанет деньги к нужному сроку.

Половина седьмого. Слишком поздно, чтобы ехать в больницу. «Держись, старина Эрве, — думал Люсьен. — Я чувствую, что все получится!»

Он вернулся домой. Лицей, лачуга на болоте, дом, больница — сколько же времени он кружит без передышки все по тому же кругу? Ровно восемь дней. Всего-навсего восемь дней! Однако он нисколько не удивился бы, заметив у себя седые волосы. Весы для писем, которыми никто никогда не пользовался, он обнаружил в самом дальнем углу библиотеки. Они стояли на полке рядом с книгами по медицине, в которые доктор давно уже не заглядывал. Протерев весы, так как они слегка запылились, Люсьен выровнял их на столе и взвесил свои три ассигнации, каждая по сто франков, затем быстро подсчитал. Пять тысяч купюр — это составит примерно пять килограммов. Он ожидал большего и потому остался доволен. Теперь оставалось отыскать идеальное место, куда Шателье должен привезти деньги. Место, достаточно удаленное… просматриваемое со всех сторон, где нельзя устроить засаду… и немноголюдное в конце дня, чтобы можно было действовать, не опасаясь свидетелей.