Конечная остановка

Он сразу почувствовал, что сейчас на него обрушится несчастье. Этот шепчущий голос… Зять Эрве.

— Да… Это я, Люсьен.

— Эрве умер.

— Нет!

На ощупь он схватил рукой кресло и придвинул к себе. Так жестоко сражаться, и вот теперь…

— Когда это случилось?

— Час назад. Мадлен и его мать были там. Впервые после аварии он пришел в сознание. Он пытался что-то сказать, и Мадлен почудилось, будто бы он сказал… Только она, верно, ошиблась… Он сказал будто бы: «Эго мы для смеха». Бессмыслица какая-то. По-моему, он просто бредил.

Люсьен, конечно, прекрасно понял смысл этих слов. От слез телефонная трубка стала мокрой. Эрве, старичок, мой брат!.. Он уже не услышит его. Эрве умер. Умер как раз в тот момент, когда он монтировкой разбил стекло. Словно этот жест отрезал от мира двух друзей.

— Алло… Я не понял.

— Я говорю, — повторил зять, — что он не мучился. Он улыбался, словно уносил с собой воспоминание о чем-то приятном. Там все сделали, чтобы вернуть его к жизни, но оказалось слишком поздно. Уйти вот так, в шестнадцать лет — это ужасно. Моя теща в жутком состоянии. Мадлен тоже. Похороны, наверное, состоятся послезавтра. Вы сможете прийти? Если он нас видит, то обрадуется вашему присутствию.

— Я приду.

Люсьен с величайшей осторожностью положил трубку на место, будто новость, которую он услыхал по телефону, сделала вдруг аппарат очень хрупким. «Он обрадуется вашему присутствию». Эта глупая фраза схватила его за живое, как током пронзила. Эрве оставался рядом, он не мог уйти далеко. Люсьен видел его перед собой со смеющимися глазами, всклокоченными волосами, лицо его выглядело то слишком старым, то слишком юным, в зависимости от света, освещавшего его изнутри. Эрве покончил с этим. Он оставил своему приятелю заботу довести до конца начатое дело, а это совсем не так просто. Вступить в переговоры с Элиан… Вырвать у нее обещание, что она будет молчать… Люсьену хотелось забиться куда-нибудь в угол и не шевелиться. Он стал подниматься по лестнице. Но, дойдя до середины, сел на ступеньку. Ужасно, когда нет матери, которой можно довериться. Он послал бы ее к Элиан. Она упросила бы ее. Правильно! Надо просить, попробовать растрогать Элиан. Взывать к ее жалости. Заставить ее дрогнуть. Эрве имел право уйти с миром.

Держась за перила, Люсьен поднялся наверх. Он совсем обессилел. Да, он не умел писать письма. Между тем ему пришлось сесть за стол, он вырвал из тетради листок и начал писать:

«Мадемуазель, я Люсьен Шайю, ученик 3-го класса…»

Потом зачеркнул «ученик 3-го класса». Люсьена Шайю она и так знает. Незачем уточнять.

«Это я похитил вас вместе с Эрве Корбино».

Все это казалось абсурдным и таким далеким от пламенной действительности всего пережитого! И все-таки он продолжал:

«Мы хотели над вами пошутить».

Он едва не добавил: «для смеха» — и вдруг не выдержал, уронив голову на согнутую руку. Эту фразу он уже никогда не сможет забыть. Если когда-нибудь у него появится желание посмеяться, при одном воспоминании о ней улыбка застынет на губах. Листок промок от слез. Разорвав его на мелкие кусочки, он взял другой и начал все сначала.

«Мадемуазель.