Никто за ним не следовал. Люсьен выжидал некоторое время. А может, еще чьи-то глаза следят откуда-нибудь за продвижением старого человека? Еще чьи-то глаза! Напрасно Люсьен старался совсем съежиться, он чувствовал на себе их взгляд. Универсал стоял в нескольких метрах от него. Где его поджидала ловушка? Здесь или там, возле строения? Призвав на помощь не отвагу, а фатализм, он сделал шаг вперед, потом два, три. Шателье уже скрылся из виду. Люсьен снял плащ, спрятал в рукаве монтировку, чтобы заглушить шум, и со всего размаха ударил своей дубинкой по правому стеклу. Оно разбилось, упав на сиденье без всякого звона, которого он так опасался. Несколько растерявшись, он прислонился к кузову, словно готовился отразить нападение окруживших его врагов. Он ничуть не удивился бы, если бы услыхал чью-то команду: «Руки вверх!» Но из темноты так никто и не появился.
Тогда торопливо, но осторожно, чтобы не порезаться, он открыл дверцу. Второй чемоданчик стоял на полу, около сиденья. Он схватил его и поспешно перелез через забор. И тут на него навалился страх, согнув его пополам, словно приступ рвоты, залив спину горячим потом. Бросив монтировку, он прикрепил чемодан к багажнику, нервничая из-за своей неловкости, и накрыл его плащом. Две натяжки крест-накрест, чтобы закрепить ношу. Вот так. Неужели с этим покончено? Возможно ли, чтобы столько денег принадлежало ему? Двадцать пять миллионов! Хитрость с двумя чемоданами оправдала себя! Пока этот бедняга Шателье, возможно в сопровождении полицейских, растворился где-то на природе вместе с остальными двадцатью пятью миллионами, которые в конечном счете к нему же и возвратятся, половина выкупа исчезла из-под носа у этих господ! Жалкая добыча, подумает, наверно, комиссар. И все-таки не стоит ею пренебрегать. Элиан удовольствуется и этим.
Люсьен вытолкал свой мопед на улицу и двинулся пешком, чтобы не тарахтеть мотором. По-прежнему никого. Не торопясь, хотя и преследуемый неутихающим страхом, он дошел до «Кафе-дез-Ами», куда с минуты на минуту должен прийти Шателье, если только не поймет, что его обманули. Тут он сел на мопед и включил мотор, на бульваре Либерте ему не повстречалось ни одного полицейского. И на этот раз он снова одержал победу.
На обратном пути обошлось без происшествий. Только кровь живее бежала в венах. Его переполняла безмерная радость и чуть ли не гордость оттого, что везет целое богатство, сумев одолеть ночь, страх, опасность. Ему хотелось гарцевать между машинами, бросив вызов этим жалким типам, ехавшим осторожно друг за другом. Однако единственное, что он себе позволил, — это насвистывать отрывистые мелодии, выражая тем самым свое настроение. Завтра он освободит Элиан. С завтрашнего дня жизнь пойдет как прежде. А если Элиан выйдет на работу, придиркам и насмешкам наступит конец. Они станут сообщниками и даже более того: их соединит что-то вроде дружбы, рожденной общим испытанием, словно каждый из них одарил другого всепрощением.
Он открыл дверь гаража. Машина доктора исчезла. Тем лучше! Он бросил взгляд на часы: половина восьмого. Марта уже ушла. Нет нужды прибегать к хитростям краснокожих, чтобы спрятать чемоданчик в надежное место. Он развязал шнур, взял сверток под мышку и поднялся к себе в комнату. Ему не терпелось увидеть банковские билеты. «Двадцать пять миллионов, — думал он, — на это стоит посмотреть, как на памятник!»
И хотя в доме никого не было, он заперся на ключ и только потом открыл чемодан. Внутри лежало множество аккуратных пачек ассигнаций. Оробев, он даже не решался прикоснуться к ним. Он запретил себе думать о том, что можно купить на такое количество денег. С серьезным видом он напряженно глядел на них, словно речь шла о дорогой игрушке, выставленной в витрине. Столько усилий, расчетов, раздумий, сомнений, чтобы заполучить это. «Эрве, старик, если бы ты видел!..»
Он медленно, с благоговением опустил крышку чемодана и, упав в кресло, закрыл глаза. Он чувствовал себя как выжатый лимон. Ах, как же хорошо он заснет этой ночью! Но прежде ему надо хоть что-то проглотить и выпить, главное — выпить. С усилием встав с кресла, он задвинул чемодан под кровать и спустился в столовую. Марта оставила записку на его тарелке: «Мсье уехал по срочному вызову. Сказал, что вернется поздно и чтобы вы ели без него».
Люсьен налил себе большой бокал вина и, не разбавив водой, выпил его залпом, закусил кусочком хлеба. Разогревать суп и макароны оказалось для него слишком трудно. Он убрал посуду, отрезал себе толстый кусок сыра, который зажал в зубах, потому что руки его были заняты, а кроме того, он забавлялся, отгрызая его маленькими кусочками, как собака. Теперь все станет казаться забавным и немного смешным. Он ощущал себя демобилизованным солдатом. Зазвонил телефон.
Однако эти больные потеряли всякий стыд. Знают, что врач в любую минуту готов приехать, и пользуются его самоотверженностью. Он прошел в кабинет отца и схватил трубку, намереваясь послать подальше назойливого пациента.
— Алло… Кабинет доктора Шайю.
— Это вы, Люсьен?