Конец Антропоцена

Жена спала беспробудным сном, и ему представилась возможность погоревать без свидетелей его боли и отчаяния. Как только Арина с Германом уехали, и дверь в дом закрылась, Петр Борисович, подперев дверь спиной, тихонечко сполз вниз и зарыдал. Тихо, беззвучно. Закрыв голову огромными мозолистыми руками. По его щекам градом катились слезы. Он, наконец, смог дать волю всем своим отцовским чувствам.

Похороны Вани

Нет ничего тяжелее на свете, чем хоронить собственное дитя. Никакая физическая или душевная боль не могут сравниться с этим чувством. После этого вся дальнейшая жизнь родителей меняется, и никогда больше она не будет прежней. Краски гаснут, сереют, и жизнь утрачивает свой первоначальный смысл. Для родителей жизнь заканчивается и наступает существование.

Арина стояла справа от отца Вани. Старалась держаться. Но периодически в ее груди начинало клокотать так, что Арина едва держалась на ногах. Для Арины каждый из ее бойцов был своего рода ребенком. Ее военным ребёнком. Сколько было выстрадано вместе, сколько пережито, сколько сделано! И вот теперь Арина стояла около закрытого гроба Вани. Для нее это была особая утрата. Этот мальчик очень напоминал ей собственного сына, и это была ее первая потеря из состава роты. Самое ужасное, что Арина понимала: это первая, но далеко не последняя потеря.

Погода в тот день как будто плакала вместе со всеми, кто в этот день пришел проститься с Ванечкой. Тихий, моросящий дождь, небо, затянутое светло-серыми тучами и небольшой туман, обволакивающий всех присутствующих легкой молочной дымкой. Арина стояла, немного покачиваясь, вспоминая Ваню при жизни, вспоминая его смех, озорную улыбку. Как же ей хотелось проснуться и понять, что все это – лишь дурной сон. Но нет. Над собравшимися текла монотонная речь священника: «Раб божий Иоанн…»

Арина опять провалилась в воспоминания. Все в этой смерти было не так. Не должен он был умереть таким молодым. Не должен был умереть из-за внука очередного тупого генерала, игнорирующего приказы непосредственного начальника. Не должны были родители хоронить красавца Ваню в закрытом гробу. Вообще не должны были хоронить. Ваня должен был вернуться домой и жить, жить, жить.

Меж тем природа продолжала оплакивать раба божьего Иоанна. Дождик был теплым и мелким. И он милосердно окутывал собой всех, кто в этот день находился на кладбище, скрывал слезы присутствующих, забирал лишние звуки.

Наконец, священник завершил свою речь и дал сигнал работникам кладбища опускать гроб в свежевырытую могилу. В тот момент, когда работники кладбища начали опускать гроб, мать Вани, оттолкнув державшего ее мужа, бросилась на его крышку, рыдая и крича, что она не позволит хоронить сына.

– Похороните меня вместе с ним! Мне незачем жить! Незачем!

Женщина так сильно колотила по крышке гроба и налегла на него всем телом, что в какой-то момент работники, которые опускали гроб на толстых веревках, не выдержали дополнительного веса. Один из них поскользнулся на мокрой земле, и гроб вместе с останками Вани, его матерью и двумя работниками улетел в свежевыкопанную яму. Упавшие ударились о крышку гроба, и та раскололась в нескольких местах. Отец Вани и остальные работники кладбища кинулись доставать людей из могилы, но сделать это было сложно. Кто-то вызвал «Скорую». Только по приезду медиков и только после того, как матери вкололи снотворное, удалось отцепить ее руки от крышки гроба. Когда женщину подняли, все увидели, что пальцы несчастной матери с такой силой впивались в крышку, что подушечки в нескольких местах лопнули и из них пошла кровь, а под ногтями осталась древесина.

Ваню похоронили, могилу засыпали, поставили венки. Собравшиеся попрощались и ушли. Мать увезли в больницу, и последними людьми у гроба остались отец Вани и Арина.

Они стояли около могилы и смотрели на нее.

Простояли так они достаточно долго, прежде чем отец вымолвил:

– Наверное, она покончит с собой. Не сможет жить. Она его так любила. Говорил ей, что надо еще детей, а она твердо сказала, что больше не родит – так его любила. Слишком сильно.

– А как же вы? – спросила Арина, повернувшись к Ваниному отцу.

– А что я? Я ничего не смогу сделать. Не в «дурку» же ее засовывать. Там она еще больше будет страдать. Так будет лучше. А я на фронт уйду. Уже поговорил с бывшим начальником. Несмотря на возраст и заболевания, возьмут, никуда не денутся. Да не смотри на меня так, я полезнее там буду, чем здесь гнить – без нее и Ваньки.

Наконец, он повернулся к Арине и посмотрел на нее уставшим, израненным взглядом.

– Я у Бейдера был на приеме. Он хотел прийти, но его вызвали к президенту сегодня. Он сказал, что тебя повысят, задание ты выполнила. Бейдер передал мне Ванину медаль. Я сказал ему, что ты хороший начальник и выбор его правильный. У тебя хорошие принципы. И люди из народа, а не потомственные военные – это спасение нашей страны в этой войне. Повоюй уж там за всех! Только не меняйся! Мальчишки в тебе души не чают. За справедливость уважают, за твое бесстрашие любят.