Конец эпохи Тюдоров

– Я понимаю, сейчас не лучшее время для встречи с королевой, – объяснял нам сэр Портман. – Говорят, она считает каждый пенни. Во время обеда прямо так и спрашивает слуг: «Сколько стоило это блюдо?» Былые времена, когда стол заставляли яствами, которые она могла даже не попробовать, миновали! И, конечно, меня беспокоит титул рыцаря, дарованный графом Эссексом. Извините, – он поерзал на стуле. – Ваш брат был великодушен и смел, но сейчас титулы, которые он раздавал, не радуют королеву. Не радуют ее и новые наряды фрейлин, если они смеют в них щеголять при дворе. Мне же велели возвращаться домой. Мол, не надо появляться во дворце в такие времена.

Мы слышали, двор затих. Хорошее настроение у королевы теперь бывало редко. Чаще всего она оставалась в своих покоях. Когда ей приносили дурные новости, королева взяла в привычку топать ногой и хвататься за шпагу, которой сотрясала воздух в гневе. Шпага возле ее кресла появилась именно после неудавшегося мятежа Роберта. Так как он собирался захватить королеву и заставить действовать по его разумению, шпага должна была как-то защитить Ее Величество или уж, по крайней мере, придать ей уверенности. Опасность миновала, а шпага осталась стоять у кресла.

– Я заверил королеву, что не собираюсь покидать свой замок в Ирландии, – уезжая, сказал сэр Портман. – В других местах будет только хуже. Некоторые уехали, но я так не поступлю. Я буду есть кроликов и вылавливать рыбу, но не оставлю завоеванные кровью земли.

Некому было приносить королеве деньги в казну. Пора храбрых мореплавателей миновала. Жизнь словно застыла. Лондон замер без привычных фейерверков, праздников, спектаклей. Казнь Роберта по-прежнему обсуждалась тут и там. Открыто высказываться при дворе не решались. Но люди осуждали приговор королевы, словно забыв, кто к нему ее подталкивал. В то же время ходили слухи, что и парламент, и Тайный Совет все больше отдалялись от Ее Величества, постоянно выражая несогласие с решениями королевы. Враги Роберта стремились к власти. Их прежняя цель – устранить своих соперников – была достигнута. Им этого показалось мало. Ведь пока королева не собиралась умирать, они не имели возможности действовать по собственному усмотрению.

Мама Елизавету не жалела. Раньше она пыталась понять королеву и иногда оправдывала ее поступки. Теперь мамины слова стали куда жестче:

– Ничего хорошего не ждет впереди Ее Величество, – кривя рот, выговаривала мне мама, скорее разговаривая с невидимым собеседником, чем со мной. – Все вокруг ждут ее смерти. Заждались! Робин мог стать новым королем. Его великодушие не позволило бы поступить с королевой неблагородно. А те, кто окружают королеву после его казни, не будут тихо сидеть в стороне. Поверь, Пенелопа, ее отравят, как отравили многих. Как травят неугодных во Франции. Если королева не умрет сама, Сесил точно сделает все, что в его силах, но уберет ее с дороги.

Мамины слова пугали и заставляли задуматься. Королева осталась в полном одиночестве. Средства, которые она тратила на войну в Ирландии, не позволяли ей вести тот образ жизни, к которому она привыкла. Отчасти я оказалась в похожем положении. Муж не давал мне развода. Я жила в доме Чарльза на правах любовницы. Наши с ним дети оставались незаконнорожденными. Меня не принимали при дворе. Знакомые порой не здоровались, увидев на улице.

Маме оставшегося после смерти Роберта и Кристофера наследства едва хватало на весьма скромное существование. Долги графа Лейстера ей так и не простили. При жизни Кристофера они боролись вместе. Сейчас приходилось справляться в одиночку. Мне было чуть легче благодаря поддержке Чарльза. Я очень надеялась наконец его увидеть.

– Молись, Пенелопа, молись, – повторяла мама. – Нам с тобой осталось лишь грехи замаливать. Видимо, велики они в глазах Господа, раз нам ниспосланы такие страдания…

* * *

Казна опустела. В октябре королеве пришлось созвать заседание парламента. Процессия из дворца к месту заседания выглядела мрачной и даже зловещей. Обычно народ от души приветствовал королеву. Она привыкла к восторженным возгласам толпы, которые раньше всегда радовали ее слух. Но люди не простили королеве смерти Роберта. Они отказывались видеть в своем герое предателя и мятежника.

– Смотри, какая тишина, – мы с Дороти вышли посмотреть, как мимо проезжает Ее Величество. – Флаги не реют, не слышно смеха и радостных криков.

В парламенте обсуждали расходы королевы на войну в Ирландии, которые превзошли все мыслимые величины. Дополнительные деньги выделили в сумме, невиданной доселе. Таким образом приведя королеву в благодушное настроение, парламент рискнул вновь поднять тему монополий, которая являлась вечным камнем преткновения и которую пытался обсуждать предыдущий парламент, но без всякого толку.