Конец эпохи Тюдоров

– Простите! – она запыхалась и едва способна была говорить. – Простите за мой визит. Мужа в последний момент королева помиловала. Он останется в Тауэре. Пожизненное заключение.

* * *

Сразу после смерти Роберта в Лондон пожаловало шотландское посольство. Словно в насмешку, те, на чью поддержку так рассчитывал брат, опоздали ко двору. На подобный случай Яков дал послам указание поздравить Ее Величество с успешным раскрытием опасного заговора. Далее послы попытались выведать, не знает ли английская королева о тайной переписке графа Эссекса с королем Шотландии. А если знает, то к каким последствиям это возможно приведет.

Предсмертные признания Роберта, конечно, стали известны королеве. Тем не менее она велела не предавать огласке ту их часть, которая касалась Якова. Роберту запретили обнародовать подробности своей переписки с королем. Во власти Елизаветы оставалось решить, принимает ли она заверения в искренней дружбе, передаваемые от Якова послами, или нет.

Послы вернулись в Шотландию полностью удовлетворенные поездкой. Королева сделала вид, что ничего не произошло. Более того, послы привезли письма от Сесила, который предлагал королю свою поддержку и помощь. Тайный Совет считал, при отсутствии у королевы наследников, лучше следующим королем выбрать Якова. В сравнении с испанской инфантой, французскими принцами и прочими претендентами на английский трон, шотландский король, протестант и добрый сосед, явно выигрывал.

В последнее время только и ждали смерти королевы. После казни Роберта она заметно постарела. Ее крепкое здоровье не ухудшилось, но она перестала любить долгие прогулки по паркам дворца, выезды на охоту и празднества.

Мама пока не выезжала из Лондона. Она ждала вестей из Тауэра: там томился раненый Кристофер. Я ждала писем из Ирландии. Чарльзу лучше было оставаться там. Впрочем, никто ему не позволял оттуда возвращаться, так как он справлялся с возложенным на него поручением королевы, а замены Чарльзу не находилось.

В начале весны муж выставил меня из дома со всеми детьми. Дороти предложила переехать к ней. Но я решила иначе: стеснять сестру не хотелось. Граф Нортумберленд постоянно принимал у себя ученых, поэтов, писателей. Мы стали бы лишними в их доме. Поэтому, не успев заручиться согласием Чарльза, я просто-напросто переехала к нему. Обращаться за официальным разводом к королеве было не время. Меня это не волновало. Я давно себя скомпрометировала в глазах придворных. Казнь Роберта тем более отдалила мою семью от этих людей.

Жена Роберта, Френсис, в Лондоне не появилась. Мама не сомневалась, что у нее был любовник.

– Робину во многом не повезло в жизни, – для мамы после смерти Роберт стал почти святым. Виноватым она его не считала. Впрочем, мы тоже привыкли оправдывать брата, возлагая вину на кого угодно, кроме него самого.

Так проще пережить смерть близкого человека: не упрекая, не вспоминая дурного, не беспокоя его память обсуждением поступков, которые когда-то казались нам неверными или глупыми.

К Чарльзу я велела привести большой портрет Роберта. Художник изобразил его во весь рост, опирающегося на шпагу. Позади фигуры брата на гербе выделялась фраза: «Избранный Богом»…

* * *

До последнего мгновения мама надеялась: Кристоферу уготована лучшая судьба, чем топор палача. Помиловали Саутгемптона, значит есть надежда и для ее мужа. Ходить он не мог, страдая от боли и бессилия.

Восемнадцатого марта состоялась казнь. До этого маму к Кристоферу так и не пустили. Мы не стали искать старика, который помог увидеться с Робертом перед смертью.

– Если начнем его искать, то привлечем к нему внимание, – рассуждала Дороти. – Мне кажется тогда, в день казни Роберта, сам Господь позволил нам с ним встретиться напоследок. Старик появился и исчез. Думаю, поиски не имеют смысла.

Мы согласились. Мама лишь попыталась вновь просить королеву. И снова она прислала отказ.

– Все равно я не смогу смотреть на казнь, – успокаивала сама себя мама. – Не смогу смотреть на страдающего Кристофера. Он тяжело ранен и выглядит наверняка даже хуже, чем выглядел Роберт. Я запомню его таким, каким он был раньше, – тут слезы наворачивались на ее глаза. Мы тоже вспоминали веселого, жизнерадостного Кристофера и принимались вздыхать, не в силах произнести больше ни слова.

Для нас Лондон в те дни уменьшился до размеров трех домов: Дороти, Чарльза и того, что принадлежал маме. Мы никого у себя не принимали. Да, впрочем, никто особенно и не стремился навестить родственниц опальных фаворитов. Жизнь застыла, превратившись в череду одинаковых дней, наполненных печалью и скорбью.

Враги Роберта торжествовали: их власти при дворе теперь ничто не угрожало. Временное затишье, которое продлилось до лета, позволяло королеве полностью отдаться сожалениям по поводу судьбы своего несчастного фаворита. Собственной рукой подписав указ, отправлявший Роберта на эшафот, Елизавета приговорила саму себя на вечные сомнения о том, правильно ли она поступила.