Этот технологический оптимизм, пронизывающий все общество в целом, сопровождается чувством превосходства и даже реванша. После обеда с руководителями исследовательского института Tencent, одной из крупнейших китайских технологических компаний, я пребывал в полном смятении. Встреча проходила в традиционном ресторане — невероятной пагоде, затерявшейся среди стеклянных башен, с фонарями, коваными подсвечниками и позолоченными идеограммами на ярко-красном фоне. Там была целая делегация, примерно шесть человек. Мой основной собеседник, который попросил звать его Сэмом, ранее работал на правительство и сохранил тесные связи с властями. Он сразу взял меня в оборот, не тратя времени на риторику, что вполне по-китайски. Казалось, Сэм считает меня ответственным за европейское законодательство в области данных (RGPD, «Общий регламент по защите данных»)[152]
, которое он считал идеалистическим, самоубийственным и в то же время претенциозным. Я пытался объяснить ему, что не представляю Еврокомиссию, но он не отставал: я француз, а потому должен разделять позиции своего правительства. Он все больше распалялся. Ситуация осложнялась наличием посреди стола крутящегося блюда с закусками. Мы с Сэмом крутили это блюдо одновременно, но в противоположных направлениях, увеличивая словесное напряжение незаметной борьбой рук за расставленные на блюде деликатесы странного цвета.Сэм, казалось, упрекает меня лично в том, что регулирование становится важнее инноваций, а также в том, что мы пытаемся поучать весь остальной мир, тогда как сам я не смог создать ни одной передовой цифровой компании. Поскольку я воплощал в себе Евросоюз и деться от этого мне было некуда, я ощутил укол континентального самолюбия и в итоге все-таки начал защищать принципы RGPD — с тем большим жаром, что не верил ни единому слову, которое сам же и произносил. Так бы мы и двигались по кругу среди неловкого молчания других участников встречи, но тут Сэм раскрыл мне тайный мотив своего негодования. «Я пятнадцать лет назад учился в Париже, — сказал он мне по-английски. — В те времена меня поразило то, насколько это был современный город. На рынке можно было расплачиваться кредитными картами, что в Китае тогда было немыслимым. Но сегодня вы по-прежнему платите своими кредитными картами, тогда как у нас работают прямые электронные платежи со смартфонов!» Это то, что иногда называют
При расставании Сэм подарил мне книгу своего начальника, Ма Хуатена, основателя Tencent[153]
. В ней, что неудивительно, обнаруживается та же убежденность в том, что ИИ преобразует все общество в целом. Ма Хуатен придумал понятие «интернет-плюс», которое официально было принято правительством в 2015 году, — оно требует интеграции традиционных отраслей промышленности с цифровым универсумом. Официальная его цель — «повсеместное внедрение ИИ». Иначе говоря, ничто не может остаться вне сети. «Интернет-плюс» должен поощрять умное потребление, социальную жизнь, инклюзивные финансы, государственное управление и даже частную благотворительность. Основной инструмент, разрабатываемый с этой целью компанией Tencent, — мессенджер WeChat, который выполняет почти все функции. WeChat позволяет общаться, но также управлять своими учебными курсами, отправлять сообщения в социальные сети, составлять список покупок или записываться в больницу. Можно представить себе, как в одном приложении объединились WhatsApp, Facebook, PayPal, Skype, Uber, Amazon, Instagram и Tinder. Каждый месяц WeChat пользуется миллиард человек. Мне самому пришлось его загрузить: в Китае он просто необходим, чтобы назначить встречу или заказать такси. В нем связываются с другими людьми и с миром в целом, сканируя QR-коды, генерируемые приложением. Оно используется даже внутри компаний. Больше никто не отвечает на электронные письма и не платит наличными. На Западе я смог закрыть аккаунт в фейсбуке и продолжать жить совершенно нормальной жизнью. В Китае отказаться от WeChat — значит обречь себя на профессиональную, социальную и эмоциональную смерть. Ма Хуатен уверенно заявляет о наступлении новой эпохи, когда маркировка «Сделано в Китае» будет обозначать уже не дешевое производство, а парадигму современности.