Прежде всего, возникает вопрос: почему архив «Времени» сохранился в таком полном объеме и в таком престижном архивохранилище — при том, что корреляции между степенью сохранности архива и культурным весом издательства нет. Так, объективная культурная ценность деятельности издательства «Academia», например, несомненно более велика, чем у «Времени», а историографический «свидетельский» пафос его директора ленинградского периода А. А. Кроленко, который вел практически поденый дневник на протяжение более пятидесяти лет, далеко превосходит среднюю, в особенности советскую, норму[512]
— однако архив «Academia» ленинградского периода сохранен лишь фрагментарно, в связи с теми институциями (Религиозно-философским обществом и ГИИИ), с которыми оно было афилиировано; материалы знаменитого, с богатой дореволюционной историей издательства «Брокгауз-Ефрон», продолжавшего существовать и в советское время, не были после закрытия издательства в 1930 году официально архивированы, хотя очевидно представляли большую историко-литературную ценность, и хранились дома у его последнего директора А. Ф. Перельмана, откуда в 1933 году были конфискованы ОГПУ и в значительной части утрачены[513]; архивы близких «Времени» по статусу и программе ленинградских частно-кооперативных издательств «Мысль» и «Петроград» никто из их сотрудников не озаботился сохранить[514]. Технические документы Рукописного отдела ИРЛИ о приемке архива «Времени», произошедшей всего через месяц после закрытия издательства, дают ответ на этот вопрос: комиссия по передаче дел издательства состояла из Г. П. Блока, одного из основателей, долгие годы главного редактора и на протяжении всех двенадцати лет ключевого сотрудника «Времени», и Н. А. Энгеля, возглавившего издательство в начале 1930-х, после ареста его основателя и директора И. В. Вольфсона. Очевидно, что прежде всего именно Е. П. Блоку архив обязан фактом своей сохранности почти за все годы работы издательства и передачи именно в Пушкинский Дом, где Георгий Петрович служил в начале двадцатых ученым хранителем рукописей и с которым был связан всю жизнь, любя и понимая ценность архивов. Можно с большой уверенностью предположить, что архив «Времени» в целом отмечен его «подписью»[515], причем это — единственное для архива «Времени» «авторство», поскольку он не прошел обработки, кроме предварительной, то есть не побывал в руках архивиста как обычного автора композиции архива и его описи[516].Актом архивации Георгий Петрович зафиксировал прежде всего свое ощущение завершенности истории «Времени», которое он сформулировал в письме к сотруднику издательства М. А. Кузмину, написанном в день официального закрытия издательства 1 августа 1934 г.: «с сегодняшнего дня Издательство „Время“ уже не существует и все имущество его передано вновь образованному Гос<ударственному> Издательству Худ<ожественной> Литературы»[517]
. Соответственно, архив — это то, что осталось от переставшего существовать издательства после вычета из него «имущества» (рукописей, гранок, клише, средств на банковском счете, запасов бумаги и проч.), переданного государственному издательству (которое, хоть и в редуцированном виде, реализовало многие из начатых «Временем» изданий). В чем же ценность этого «остатка» завершенной истории, не востребованного государством, зачем нужно было передавать его в таком большом объеме в столь значимое для истории литературы архивохранилище?Спустя почти четверть века после закрытия издательства и передачи его архива в Пушкинский Дом тот же Г. П. Блок в служебной автобиографии сформулировал противоположную точку зрения, придающую абсолютно большую ценность той части истории «Времени», которую можно назвать оставшимся от него «имуществом», востребованным и использованным госиздательством. Вкратце излагая в 1958 году историю издательства и вместе с ней свою собственную, Г. П. Блок назвал ключевыми достижениями «Времени» исключительно те издательские проекты, которые были фактически отняты у него госиздательствами и успешно ими продолжены: