– Так, что же все-таки произошло? Я ничего не помню.
– Сначала что-то взорвалось в столовой, а затем взорвались три ваши машины с реактивными снарядами. Взрывами убило шестьдесят три человека и человек сорок ранило.
К Измайлову подошел офицер с петлицами и нашивками НКВД и присел на край кровати.
– Я бы хотел задать вам несколько вопросов, товарищ майор. Вы можете говорить?
– Задавайте, – тихо ответил он.
***
«Хозяину. Успешно проведена акция по уничтожению опытных образцов реактивных снарядов. В результате убито более 60 человек. Уничтожено десять автомашин и три тягача. Пион».
«Пиону. Поздравляю. Ждем очередных побед. Хозяин».
Капитан Дронов убрал расшифрованные утром радиограммы и посмотрел на Тарасова.
– Что скажешь, Александр? Теперь мы знаем, что это была диверсия, а не случайность. Это моя вина, я недооценил Пиона. Он оказался довольно весомой фигурой в этой игре.
– Если честно, то не знаю, что сказать. Что дала «наружка» за тем парнем, что следил за мной?
– Мы его потеряли, – коротко ответил Дронов.
В кабинете повисла тишина. Капитан достал из кармана пачку папирос и положил на стол.
– Я вчера разговаривал по телефону со своим начальником и был приятно удивлен, что он хорошо знает тебя. Он раньше работал в Казани в НКВД. Ты тогда здорово помог им ликвидировать здесь агентурную сеть. Он мне посоветовал все обдумать вместе с тобой.
– Спасибо за привет. Удалось ли засечь выход вражеской рации в эфир?
– Пока нет. Радист постоянно меняет места выхода и дважды с одного не выходит.
Тарасов задумался.
– Значит, у них появился автомобиль. Это усложняет задачу розыска передатчика, но не делает ее не решаемой. Я постараюсь найти Проскурина и через него выйти на Пиона. Это один из вариантов выхода на сеть. Второй вариант: пусть немцы сами выведут кого-то из них на меня. Если они планируют диверсию, значит, им будет нужна взрывчатка, а она, лишь у меня. Товарищ капитан, нужно сделать так, чтобы она не могла взорваться. Ну, вы, надеюсь, поняли, что ее нужно подменить.
Дронов промолчал. Оба варианта были неплохими, но оба стопроцентного успеха не гарантировали.
– Товарищ капитан! Может, мне сообщить немцам, что для выполнения задания мне необходима помощь?
Капитан задумался. Тарасову показалось, что в его глазах мелькнул какой-то огонек.
– Сиди здесь и жди: мне нужно посоветоваться с Виноградовым. Что он скажет.
Он вышел из комнаты, оставив Александра одного. Через минуту с улицы донесся шум автомобильного двигателя, который вскоре затих. Прошло около часа, а Дронова все не было.
«Неужели Москва против моей затеи? – подумал Тарасов и подошел к окну. – Но другого выхода я просто не вижу».
За окном крупными хлопьями падал снег. Стало смеркаться. Где-то вдали мелькнул свет: это была машина капитана.
– Садись в машину! – приказал он Тарасову. – Москва дала добро. Нужно срочно выходить в эфир. Вот текст радиограммы.
Александр взял его в руки и быстро прочел.
«Хозяину. НКВД усилило охрану стратегических объектов города. Для осуществления намеченной цели нуждаюсь в подкреплении. На помощь Пиона не рассчитываю. Татарин».
Через полчаса рация Тарасова вышла в эфир.
***
Полковник Шенгарт сидел за массивным столом. Глаза его были закрыты. Глядя на него со стороны, было трудно отгадать, дремлет он или, наоборот, его мозг лихорадочно разрабатывает очередную оперативную комбинацию. Мешки под глазами были почти черного цвета, а кожа лица имела какой-то восковой оттенок. Сведения, ежедневно приходящие из Центра, не внушали никакого оптимизма. За шелухой пропагандистской трескотни Геббельса о победах немецкого оружия на берегах Волги ему виделось то, что не видели сотни тысяч жителей Германии – крах рейха. Чем менее значимыми были победы, тем больше было шумихи вокруг них.
Перед полковником сидел лейтенант Хейг, который только что доложил ему о положении дел в далекой Казани. Судя по информации Татарина, между ним и резидентом так и не произошел необходимый для дела контакт. Чем была вызвана эта ситуация ни лейтенант, ни полковник не знали. Татарин был привлечен к работе в Абвере по рекомендации Пиона, который характеризовал его как умного и решительного человека. Ведь именно Татарин помог ему бежать из заключения, провел его через линию фронта, и последний должен был это хорошо помнить. Однако жизнь поменяла эти магнитные полюса, которые должны были притягиваться один полюс к другому, и заменила их на однополюсные. Теперь, судя по донесениям, эти люди не могли найти ни одной точки соприкосновения и обвиняли друг друга в предательстве интересов рейха.
– Что скажете, Хейг? – обратился к нему полковник. – Вам не кажется, что их личная неприязнь может отрицательно сказаться на результатах работы?
Лейтенант вздрогнул. Похоже, вопрос полковника застал его врасплох.
– Я согласен с вашим мнением, господин полковник.