Конец Пиона

Стрелять в голову она не решилась, так как не хотела портить свою внешность. Однако шаги неожиданно стихли. Она положила пистолет рядом с собой и горько заплакала. Она не хотела умирать, и мысли о возможной смерти в стенах НКВД делали ее существование невыносимым.

«Зачем я стреляла в офицера? – снова и снова она задавала себе этот вопрос. – Если они меня возьмут, шансов выжить, практически не будет. Что меня может там ждать? Одна из самых страшных пыток: человека сажают на высокий стул, чтобы ноги не касались пола, и арестант сидит до тех пор, пока не признается в совершенном преступлении. Через час ноги арестанта начинают затекать. Через два часа он их уже не чувствует совсем. Вопрос следует за вопросом, и так продолжается несколько суток подряд. Редко кто выдерживает такой допрос. Человек готов признаться во всех грехах, даже в тех, которых никогда не совершал».

Кто-то тихо постучал в дверь. Зоя вздрогнула и машинально схватила пистолет. Стук повторился. Она сунула пистолет в карман халата и направилась к двери.

– Кто там? – спросила она.

– Это я. Станислав Измайлов. Открой дверь.

Она подняла крючок и отошла в сторону.

***

Зоя прислонилась спиной к шифоньеру и наблюдала за тем, как Станислав снимает шинель. Повесив на крючок шапку, он прошел в комнату и сел на диван.

– Как дела, Зоя? – спросил он, доставая из кармана галифе папиросы. – Что молчишь? Расскажи, зачем ты хотела убить меня, как убила капитана НКВД?

Лицо Зои побледнело, ноги стали ватными и готовы были подломиться в коленях. Взглянув на Станислава, она поняла, что ненавидит этого человека. Почему он остался живым после взрыва ее «подарка», она тоже не могла понять.

– Молчишь, сука? Наверняка ты меня уже похоронила. Напрасно. Вот, видишь, я – живой и пришел, чтобы задать этот вопрос.

– Что тебе нужно? – выдавила она из себя. – Я не понимаю, о чем ты меня спрашиваешь.

– Я хочу знать правду! Почему ты хотела убить меня?

Он встал с дивана и сделал шаг в ее сторону.

«Зря ты пришел ко мне один, Измайлов, – подумала она. – Зря. Мне терять уже нечего: где один, там и другой».

Рука ее крепко сжала пистолет.

– Я не хотела тебя убивать, Станислав. Я могла убить тебя здесь, прямо в этой комнате. Судя по тому, что ты пришел один, я поняла, что ты не обратился в НКВД и не сообщил им, что это ты совершил подрыв машин с экспериментальными боеприпасами. Ведь ты их привез туда, твои люди охраняли эти автомашины.

Измайлов хотел ей возразить, но она жестом руки остановила эту попытку.

– Ты угадал, я – немецкая разведчица! Теперь подумай, кто ты? Твоя жизнь, Станислав, в моих руках, и только от меня зависит, будешь ты дальше жить или нет.

Теперь побледнел Измайлов. Он только сейчас понял, что сам себя загнал в эту хитро расставленную ловушку. Стараясь избежать одной проблемы, он угодил в другую.

– Представляешь, что будет с тобой, если НКВД узнает об этом? Если ты еще вчера мог отделаться штрафным батальоном, то теперь тебя расстреляют, как врага народа.

– Ты меня не пугай, Зоя! Я не мальчик и смерти не боюсь.

– Не нужно бравады, Станислав. Я знаю, что боишься, а иначе ты бы не прибежал сюда. Может, тебе напомнить о том, как ты меня затащил в постель? Да и о командировке ты мне сообщил сам, я тебя за язык не тянула. Наверное, этого было делать нельзя, ведь все эти передвижения являются тайной. Чего сидишь? Давай, беги в НКВД, расскажи им, как ты помогал немецкой разведчице, как передал ей ключи от автомобиля, как она ездила на нем, выполняя задание разведки.

Станислав молчал: он был морально подавлен. Он снова сел на диван, так как ноги его плохо держали. Он лихорадочно размышлял, что ему делать с этой женщиной. Зоя словно прочитала его мысли.

– Что, хочешь убить меня? Это не выход из положения. В соседней комнате находится человек, который контролирует нашу встречу. Стоит тебе пошевелиться, и он всадит в тебя всю обойму.

Рука Измайлова, которая еще секунду назад потянулась к кобуре, безвольно опустилась. Он с опаской посмотрел на зашторенную дверь комнаты.

– У тебя, майор, два решения – умереть прямо здесь или выжить, помогая нам. Выбор за тобой!

Она сама плохо соображала, что делает. Однако инстинкт самосохранения заставлял ее блефовать. Она видела его растерянность, и голос ее все больше и больше приобретал твердость и решительность. Рука, сжимавшая пистолет, стала мокрой от напряжения: ей еще не приходилось самостоятельно вербовать агента, и сейчас было очень важно выдержать это.

«А вдруг откажется? – подумала она. – Тогда придется стрелять, другого выхода из этой ситуации просто нет».

Измайлов сидел и молчал. Он проклинал тот день, когда встретил эту женщину.

– Я жду. Что ты решил? – произнесла она. – Будь же мужчиной до конца.

– Я согласен, – кое-как выдавил он из себя. – Что я должен делать?

– Садись к столу, бери бумагу и пиши.

Она быстро продиктовала ему текст, который сама когда-то подписывала в этой комнате. Когда Станислав закончил писать, она, молча, указала ему на дверь.

– Уходи и забудь этот адрес. Я сама найду тебя, когда будешь нужен. Иди спокойно и не дергайся.