Конец Пиона

Майор Измайлов получил в кабинете врача документы о выписке из госпиталя и направился по коридору в свою палату, чтобы одеться в дорогу. Он открыл дверь и замер у порога, увидев в палате лейтенанта НКВД, который, открыв его прикроватную тумбочку, рассматривал личные вещи Станислава. Он сразу понял, что этот молодой офицер прибыл в госпиталь для его допроса. Он уже неоднократно давал показания по взрыву боеприпасов и был уверен, что ничего нового он не сможет сообщить и сотруднику НКВД.

– Здравствуйте, товарищ майор, – поздоровался с ним офицер.

– Чем обязан, товарищ лейтенант? – спросил он его.

Хотя обращение к нему было не по уставу, он не стал делать замечание. Он хорошо знал, что с подобной категорией людей лучше не конфликтовать.

– Давайте поговорим, товарищ Измайлов, – предложил тот. – У меня к вам несколько вопросов.

– Если вы относительно взрыва, то я уже все рассказал вашим товарищам и дополнить ранее данные показания мне нечем.

– Почему вы решили, что я хочу с вами общаться именно по этому вопросу? У органов есть и другие вопросы к майору Измайлову.

Лейтенант усмехнулся и, расстегнув кожаное пальто, сел на стул. Он открыл полевую сумку и достал из нее лист бумаги. Заточив перочинным ножом карандаш, он задал первый вопрос:

– Скажите, майор, вы имеете в личном пользовании легковой автомобиль? Назовите номер и марку автомашины.

Сердце Измайлова сжалось от плохого предчувствия. Он моментально пожалел, что оставил любовнице свою машину. Он почувствовал, как у него на лбу выступила испарина. Станислав присел на панцирную сетку свободной койки и, достав из кармана галифе носовой платок, вытер им пот.

– Да. У меня есть автомобиль «Эмка», государственный номер 143 РК. Но она сейчас в Казани стоит около моего дома.

– Скажите, Измайлов, вы ее никому не передавали в пользование?

Станислав вздрогнул. Сердце его учащенно забилось.

– А в чем дело, товарищ лейтенант? Вы можете мне объяснить, в связи, с чем органы НКВД так заинтересовались моим автомобилем?

– Дело в том, что недалеко от Казани неизвестные преступники застрелили офицера НКВД. По показаниям свидетеля, преступники были на автомобиле, принадлежащем вам. Теперь вам понятны причины, по которым я задаю вам эти вопросы?

«Неужели это сделала Зоя? – промелькнуло у Станислава в мозгу. – Если я сообщу, что передал машину ей, то невольно стану соучастником этого убийства. А за убийство сотрудника НКВД дадут на полную катушку – лет двадцать-двадцать пять лагерей».

– Вы, Измайлов, слышите, о чем я вас спрашиваю? – вопрос сотрудника НКВД вернул его к действительности. – Вот показания соседки по дому, которая утверждает, что этой машиной в ваше отсутствие пользовалась какая-то незнакомая женщина. Что по этому поводу вы можете сообщить следствию?

Измайлов задумался.

«Только не признаваться, – решил он про себя. – Зоя никому не известна и не задержана, а иначе его бы об этом не спрашивали».

– Я уже вам говорил, что я никому не передавал свою машину. Я человек женатый и связей с женщинами на стороне не имею.

Новиков пристально посмотрел на него. По спине Измайлова потек ручеек пота.

«Не верит! Не убедил! Что делать? – лихорадочно думал он. – Только не признаваться, а иначе – конец! А вдруг он сейчас меня арестует?»

Лейтенант НКВД, что-то записал в протокол допроса и протянул его Измайлову.

– Вот здесь распишитесь, – попросил он его.

Измайлов трясущейся от волнения рукой поставил корявую подпись. Сотрудник НКВД сложил лист пополам и засунул его в полевую сумку.

– Вы в Казань? – спросил он. – Могу подбросить, я на машине.

– Спасибо, я как-нибудь сам.

Лейтенант встал со стула и вышел из палаты.

***

Зоя вот уже три дня валялась в постели и не выходила из дома. Она была подавлена совершенным убийством офицера. Ей почему-то казалось, что все люди города знают об этом преступлении, и стоит только выйти на улицу, как ее тут же арестуют.

Она встала с кровати и, накинув на себя атласный халат, подошла к окну. Отодвинув занавеску, она посмотрела на улицу. Ее взгляд остановился на человеке в кожаном пальто. Сердце испуганно екнуло. Чувство страха подкатило к горлу, стало трудно дышать. Она задернула занавеску и села на диван. Страх не уходил. В ее воспаленном мозгу стали одна за другой всплывать картинки пыток, которые, со слов ее инструкторов, проводили сотрудники НКВД. Она представила, как стоит на коленях, а следователь, сидящий за столом, запрещает присаживаться на пятки и заставляет держать спину прямо. Ей кажется, что время остановилось, боль уже не в коленях, а где-то в голове. От нее нет спасения, как только покончить жизнь самоубийством, но это сделать невозможно в этом небольшом кабинете. Когда она теряет от боли сознание, ее уносят в камеру.

Она вздрогнула, услышав в коридоре тяжелые шаги. Рука скользнула под подушку, где лежал «Браунинг». Она вытащила пистолет и передернула затвор.

«Живой вы меня не возьмете», – решила она и приставила пистолет к груди.