Конец российской монархии

Досрочный роспуск Государственной думы первого созыва был встречен страною очень нервно. Снова начались в разных местах волнения и беспорядки, которые перебросились также и в войска. Революционные круги на опыте Московского восстания не могли не убедиться в том, что, пока вооруженные силы на стороне власти, до тех пор последняя будет хозяином положения. Поэтому они обратили особое внимание на распропагандирование войсковых частей. Морские экипажи и команды, как я уже отмечал, были охвачены революционным угаром уже давно и в достаточной мере; теперь очередь подошла к сухопутным войскам. Лето 1906 г. переживалось в войсках крайне нервно, даже в гвардейских частях, которые должны были охранять царскую резиденцию в Петергофе, сдерживать морской Кронштадт, висевший над столицей, положение было тревожным. Несмотря на командирование в Кронштадт надежных частей войск, в крепости в конце июля вспыхнуло довольно серьезное матросское восстание, зажженное прибывшими агитаторами. Поплатились жизнью несколько офицеров-моряков, а для подавления беспорядков по одному из фортов крепости коменданту даже пришлось открыть артиллерийский огонь.

Беспорядки имели место и в других пунктах империи, повсюду положение оставалось колеблющимся…

Почти в одно время с графом Витте ушел со своего поста и управляющий министерством внутренних дел П. Н. Дурново, встреча которого с Государственной думой из-за характера его деятельности признавалась невозможной.

Министром внутренних дел был назначен с поста саратовского губернатора П. А. Столыпин — сравнительно молодой, энергичный и спокойный администратор. Желая в аграрном вопросе поставить Государственную думу следующего созыва перед свершившимся фактом, правительство того времени взяло на себя риск использовать для этой цели временный перерыв в существовании Думы. В соответствии с таким решением оно издало 9 ноября 1906 г. закон по крестьянскому вопросу, каковым и было положено начало будущей аграрной реформе по так называемому столыпинскому проекту.

Главная мысль этого проекта заключалась в предоставлении права крестьянам свободного выхода из общины с выделением в их собственность той земли, на которую они имели право во время подачи заявления о выходе из общины и которая состояла до тех пор лишь в их владении[109]. Несомненно, что это была попытка содействовать скорейшему созданию и обособлению класса крепких земельных хозяев-хуторян за счет более бедных их односельчан, предпочитавших оставаться в общине. Что касается принудительного отчуждения частновладельческих земель, на котором настаивала Дума первого созыва, то столыпинский проект решительно отвергал таковые. Оба эти условия, несомненно, создавали повод для развития недовольства среди малоземельных и безземельных крестьян. Положение таковых становилось еще труднее вследствие одновременного расширения деятельности Крестьянского банка, скупавшего имения, прежде находившиеся в аренде у крестьян, ныне же предназначавшиеся для устройства на них отрубов и хуторов.

В мою задачу не входит критика или защита аграрного законодательства Столыпина. Это законодательство имеет и своих приверженцев, и своих врагов. Я укажу лишь на то, что им, вне сомнения, оставлялись без должного внимания интересы менее имущих крестьян, что по настроению умов в России трудно было рассчитывать на успех мероприятий, требовавших для своего проявления длительного времени; главное же, что самый способ проведения крайне важного и ответственного закона 9 ноября в период роспуска Государственной думы не мог быть признан отвечавшим духу Манифеста 17 октября и являлся чрезвычайно выигрышным для доказательства намерений правительства не считаться с обещаниями, данными этим манифестом.

В незатухающий костер был подброшен в большом количестве новый горючий материал.

ДУМА «НАРОДНОГО ГНЕВА» И НОВЫЙ ВЫБОРНЫЙ ЗАКОН

Возбуждение, вызванное изложенным выше поведением правительства, было столь сильно, что собравшаяся 20 февраля 1907 г. Государственная дума второго созыва по своим настроениям оказалась много левее первой; она явилась как бы Думою «народного гнева». По крайней мере, так ее называли.