Конец сезона

– Можно, Джерри, можно, – скомандовал ему хозяин и тот с удовольствием взял протянутый кусок сэндвича с моей руки. Пока пес, развалившись возле меня на газоне, жевал угощение, парень сходил за рюкзаком, собрал игрушки и вернулся к нам. Джерри успел выпросить у меня еще пару кусочков.

– Я видел, как он не поладил с другой собакой. Что-то случилось? – спросил я, пока пес усердно работал челюстями, перемалывая хлеб, сыр, ветчину, салат и что там еще было в сэндвиче.

– Да нет, ничего особенного. Просто характер у него такой – людей любит больше, чем собак, хоть тресни, – улыбнулся владелец. – Завидит другого кобеля и все, тут же начинает лаять. А к людям ластится, как видите. Может покусал кто в детстве, не знаю. Я же его из приюта забрал, а туда собаки явно не от лучшей жизни попадают.

– Это да, но в этом если кого и стоит винить, так только людей. Псам-то много не надо – корми, да играй. И они будут преданы тебе до конца жизни.

– Согласен, – задумчиво промолвил парень, почесывая Джерри за ухом. – Я ведь и сам-то, знаете, как-то больше собак люблю, чем людей.

– Значит, вы с ним нашли друг друга, – улыбнулся я.

– И то верно.

Я скормил псу все, что осталось от завтрака, смял коробку и развел руками, как бы показывая, что больше полакомиться нечем. Пес еще пару раз вильнул хвостом, облизал мне пальцы и посмотрел на хозяина. Мол, пойдем, пора уже. Парень пристегнул поводок к ошейнику Джерри, поднялся, отряхнулся и мы попрощались, пожелав друг другу хорошего дня.

Я смотрел как они удаляются и не мог перестать думать о том, что есть на свете собаки, которые больше любят людей, чем других собак, и люди, которые больше любят собак, чем других людей.

Мне вспомнился один весенний день, утро которого я точно также провел в парке. День, когда сестра сообщила мне о том, что собирается уехать в другую страну. Как я и думал, несмотря на все ее заверения о том, что мы будем общаться как и раньше, этого не случилось. Мы не созванивались уже почти без малого три недели. «Надо же, – промелькнула мысль, – связь начала пропадать быстрее, чем я ожидал». Конечно, я мог с этим что-то сделать, если бы хотел. Например, сам звонить сестре по вечерам, больше интересоваться жизнью на новом месте и часами слушать ее рассуждения о трудностях адаптации. Если бы хотел. Наверное, я бы мог сделать много чего, если бы хотел. В этом-то, пожалуй, и есть вся загвоздка. Чего именно я хотел было мне и самому непонятно. А как можно стремиться куда-то, когда пункт назначения – неизвестность?

Порой мне кажется, что я нащупал какую-то определенность. Тогда я начинаю медленно, шаг за шагом, продвигаться в этом направлении. Как покорители глубоких подземных пещер, насквозь пропитанных сыростью и многовековой тьмой, идут практически на ощупь, держась только за трос. Но на конце большинства моих веревок – пустота. Они просто обрываются, а я остаюсь стоять в кромешной тьме с обрубком в руках без малейшего ориентира. Так что приходится бросать одну веревку и нащупывать другую, в надежде, что она выведет тебя на поверхность. Туда, где начинается настоящая жизнь.

«Вот было бы здорово, – думал я, – если бы на другом конце веревки нашелся кто-то, кто бы выдернул меня из этой темноты». Но, как и всегда, рассчитывать можно было только на себя. А сам я

чувствовал себя крайне потерянным и как выбраться из этих бесконечных пещер не имел никакого представления. Просто просыпался каждый день с надеждой, что уж сегодня-то точно что-то измениться. Засыпая, менял в этой установке «сегодня» на «завтра» и продолжал ждать.

Несмотря на то, что времени было от силы десять утра, меня резко сморил сон. Виски́ пронзила какая-то тупая боль, будто сидевшая в засаде все это время и теперь решившая атаковать меня со всей силы. Может, дело было в пиве, может в горячем воздухе, который предвещал весьма знойный день, не знаю. Либо я опять слишком сильно погрузился в свои мысли, беспорядочно мечущиеся в голове словно мячики для пинг-понга, и устал уже просто от самого процесса размышления.

Странное, конечно, чувство. Вроде бы ты ничего особо не делал, чтобы устать, но чувствовал себя словно выжатое досуха полотенце. И как от такого прикажете отходить? С усталостью от физического труда все понятно – поработал руками как следует, затем размялся и, с чувством удовлетворенности от сделанной работы плюхнулся на кровать, провалившись в глубокий сон. Все, на следующее утро как новенький. А как отдохнуть от собственных мыслей? От них ведь не спрячешься никуда. Как ни странно, уснуть, чтобы ни думать ни о чем, всегда оказывалось беспроигрышным вариантом. Проблема в том, что это всего лишь временное решение, ведь мысли все равно настигнут тебя после пробуждения. Будут ждать, пока ты откроешь глаза, словно верный пес возле кровати, которому не терпится отправиться на прогулку. Но, даже зная об этом, я отправлялся спать каждый раз, когда мысли начинали слишком давить на меня. Потому что другого выхода пока не нашел.