Читаем Конец сезона полностью

В такие дни я обычно ездил к морю. Благо, добираться до него было не больше двух часов на электричке, которая два раза в день увозила сотни таких же искателей тишины и покоя, как я, на встречу с пронизывающим соленым ветром. Больше всего я любил наведываться к побережью в пасмурные осенние дни. Плотность людей на пляже в такую погоду становилась крайне мала, и я мог спокойно поразмышлять о жизни, не отвлекаясь на возгласы взволнованных мамаш, чьи дети либо по шею зарывались в песок и отчаянно вопили, когда тот попадал им в глаза, либо развлекались тем, что собирали принесенный волнами мусор. В хорошую погоду на пляже довольно часто можно было встретить шумные компании молодежи, которые облюбовали для своих вечных тусовок местечко возле выступающей из моря черной скалы. Они собирались там стайками, пили нелегально купленное пиво под аккомпанемент громкой музыки, доносившейся из портативных колонок. Их звонкий смех изредка долетал и до меня, когда я, примостившись на одном из лысых холмов, переворачивал одну за другой страницы принесенной с собой книги.

Мне нравилось, как пахло то побережье. В дни, когда ветер дул с моря – он приносил с собой едва уловимый запах рыбы и вполне себе явный аромат прибрежных водорослей. Когда погода стояла сухая и жаркая, как сегодня, ветра практически не было. Будто бы он тоже сдавался под натиском рекордных показателей термометра и копил силы до лучших времен.

Ближайшая электричка отходила через пятнадцать минут. Подходя к кассам, я увидел в одной из них знакомую седую голову. Этот опрятный старик запал мне в душу с самого первого раза, как только я его увидел. Несмотря на то, что выглядел он уже весьма почтенно, глаза его были невероятно живыми. С первого взгляда было ясно, что за все прожитые года они ничуть не угасли и были такими же ясными и любознательными, как и в молодости. Первый раз, когда его пронзительные голубые глаза сверкнули на меня поверх деревянной стойки, разделяющей кассы, я даже слегка оторопел. Будто кто-то решил подшутить и нарочно вырезал эти глаза из модного журнала, поместив их в этот типичный городской вокзальный коллаж. Этот паззл отказывался складываться у меня в голове в единую картину, поэтому я ненадолго как бы завис в пространстве. Наверное, со стороны в тот момент был похож на недоумка, который внезапно забыл слова, да и вообще, как говорить. Совладав с собой, я наконец-то смог выдавить из пересохшего рта нужное мне направление и время. Старик понимающе кивнул и с энтузиазмом принялся что-то вбивать на компьютере, проверяя, остались ли еще свободные места на ближайшую электричку. Он словно понимал, как мне было важно попасть туда именно сейчас. Потому что, найдя свободное место, он, кажется, обрадовался не меньше меня и его глаза, как мне показалось, засветились еще ярче. С тех пор я, собравшись вновь наведаться в гости к соленому ветру, покупаю билеты только в этой кассе. Второй слева. У человека с самым ярким взглядом на этом шумном вокзале. Не знаю, как его зовут, сколько ему лет, где он живет и ждет ли его вечером дома верная спутница-жена, но, если честно, я и не хотел этого знать. Мне достаточно было того, что эти живые глаза на видавшем виды морщинистом лице старика, вселяли в меня особый вид надежды. Надежды на то, что и во мне жизнь еще не угасла.

Вот и сегодня, его пронзительный взгляд встретился с моим. Должно быть, он уже запомнил меня, потому что загадочно улыбнулся и, сказав что до отправления нужной мне электрички остается еще пятнадцать минут, а погода сегодня для прогулки на пляже великолепная, начал выписывать билеты, хотя я даже не успел произнести ни слова. Как обычно, я взял билет по маршруту «море-туда-обратно» и отправился на платформу.

Поезда завораживали меня, сколько я себя помню. Особенно те, настоящие старые паровозы, что мне еще удалось застать на своем веку. В каждом вагоне чувствовалась история. Мне нравилось коротать время за размышлениями о том, кто сидел на деревянной скамейке напротив лет эдак пятьдесят назад. Куда он ехал, что вез с собой в потрепанном кожаном саквояже, примостившемся у него под ногами, и о чем мечтал. Добился ли он в жизни всего, чего хотел, или скоропостижно скончался от опухоли, которую диагностировали слишком поздно? Кто знает. В тех поездах чувствовалась жизнь. Нынешние навевают на меня лишь тоску. Но все же, для редких поездок на море я предпочитал именно их. Это позволяло мне не задумываться о том, где припарковать свою старенькую «Тойоту» возле битком забитого пляжа и, конечно, прихватить пару банок пива в дорогу. То была редкая возможность отвлечься от городской рутины, так что ничего предосудительного в том, чтобы пить в свой выходной я не видел. Нужно просто знать меру.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Последний рассвет
Последний рассвет

На лестничной клетке московской многоэтажки двумя ножевыми ударами убита Евгения Панкрашина, жена богатого бизнесмена. Со слов ее близких, у потерпевшей при себе было дорогое ювелирное украшение – ожерелье-нагрудник. Однако его на месте преступления обнаружено не было. На первый взгляд все просто – убийство с целью ограбления. Но чем больше информации о личности убитой удается собрать оперативникам – Антону Сташису и Роману Дзюбе, – тем более загадочным и странным становится это дело. А тут еще смерть близкого им человека, продолжившая череду необъяснимых убийств…

Александра Маринина , Алексей Шарыпов , Бенедикт Роум , Виль Фролович Андреев , Екатерина Константиновна Гликен

Фантастика / Приключения / Детективы / Современная русская и зарубежная проза / Прочие Детективы / Современная проза
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее