Пока он мешкал в нерешительности, тени подхватили отца и понесли, совсем как течение реки сложенный из бумаги кораблик. Такой, какие отец когда-то, возможно, тысячу лет назад, учил делать его, приезжая в отпуск. Даром Бандура-младший смотрел до рези в глазах, отца нигде не было видно. Тогда Андрей переместился правее, все еще надеясь на чудо. И тут под подошвами оказалось что-то скользкое. Очевидно, часть лестницы была лишенной ступенек эстакадой, наподобие тех, что предназначены для детских колясок. Поверхность покрывал лед, гладкий, как на раскатанной школьниками скользанке. Размахивая руками, чтобы поймать равновесие, Бандура поехал вниз, завывая, как пожарная сирена. Перрон стремительно приближался, Андрей решил, что это конец.
Соскальзывая, он от страха забыл об отце, увиденном только что, среди теней, и одна единственная, очевидно, последняя мысль, охватила сознание и парализовала мозг. Настойчивая, как радиомаяк из рубки тонущего в океане теплохода. И, вероятно, такая же бесполезная.
Когда до финиша осталось всего ничего, что-то подхватило Андрея за шиворот и рвануло с такой силой, что у него сбилось дыхание и захрустел позвоночник. Сначала Бандура подумал, что зацепился за какой-то крюк или штырь, оставленный безымянными строителями мертвого эскалатора. Если у него, конечно, были строители или если существо, воздвигнувшее все это неизвестно из каких материалов, уместно назвать этим целиком земным словом: Строитель. Хотя, ведь масоны из века в век упорно твердят о каком-то Строителе, Демиурге, и даже почитают кельму превыше креста, а им, вероятно, известно гораздо больше остальных.
– Мама!!! – выкрикнул Андрей, болтаясь на этом странном, непонятно, откуда взявшемся штыре.
– Держись, зема! – выдохнули ему в ухо. Отчетливо запахло чесноком. Это был первый запах, который Бандура уловил в тоннеле. – Держись, брат! Скатишься вниз – и торба тебе. Вилы, чтоб ты врубился. По-любому.
– ВОВКА?!!
Повернув голову, Андрей действительно увидел Вовчика и, поначалу удивился, вспомнив окровавленное тело Волыны посреди двора в Ястребином, но потом до него дошло, что Ястребиное находится далеко, даже если измерять расстояние парсеками.[53]
Они оба мертвы, так что и удивляться не стоит.– Вовка?
– Ага, зема, я, – подтвердил Волына.
– Ты же умер, чувак? – Это не звучало, как вопрос, а скорее, было констатацией факта.
Андрею показалось, что на лице Волыны отобразилось смятение, впрочем, быстро спрятанное под исключительно натянутой улыбочкой.
– Кто тебе сказал, зема?
– Я… – замялся Андрей, – ну, как же… Я ведь сам видел…
– Чего ты видел? – осведомился Волына.
– Ну, тебя. Убитого. Труп, в смысле.
– Сам ты труп, – Волына фыркнул, как лошадь. – Ладно. Цепляйся покрепче. Я тебе не лысый, тут один корячиться.
Пока они разговаривали, Вовчик буквально распластался по лестнице. Видимо, когда он ловил Андрея, то и сам чуть не сорвался со ступенек. Вопреки, очевидно, нешуточным усилиям, которые ему приходилось прилагать, удерживая себя и Бандуру на крутом и скользком склоне, Вовка был бледен, как вываренный в «белизне» пододеяльник. Андрей решил, что в жилах Вовчика вообще не осталось ни кровинки, белое, словно заиндевевшее лицо подтверждало это предположение.
– Вовка, откуда ты тут взялся, брат? – спросил Андрей, в свою очередь, стараясь зацепиться за какой-нибудь выступ.
– Сам не в курсе, зема! – отвечал Волына через сосредоточенное пыхтение. – Зацепило меня, как только мы в этот Крым этот окаянный въехали. Как звезданулся я рогом обо что-то, и труба, больше ни хрена не помню.
– А где остальные? – спросил Бандура, но вскоре выяснилось, что о злоключениях друзей Вовчик знает гораздо меньше его самого. Андрей по разговорам гангстеров в Ястребином имел хотя бы приблизительное представление о том, что с ними произошло. Вовка не имел никакого, и помнил только саму автомобильную аварию, когда какой-то неумный плуг перегородил дорогу «КамАЗом», а недотепа Армеец не среагировал вовремя, вследствие чего они попали в переплет, ставший для земы роковым.
– Звезданулся чердаком, и копец, – подвел итог Вовчик. – По-любому.
– Значит, ты умер?! – прохрипел Андрей, болтаясь на руке Волыны, как пальто на вешалке.
– Во! – сказал Вовчик и свободной пятерней скрутил дулю. – Аж два раза, земляк. Хрен с музыкой! Меня так просто не возьмешь, по-любому. Если б меня укокошили, братишка, чтоб ты знал, – продолжал Вовчик, – я б там кантовался, на перроне. Среди покойников. А я, зема, на лестнице застрял. И ни туда, блин, ни сюда. Врубаешься, какой расклад?