Конец сказки

– А там мертвые? – спросил Андрей дрожащим голосом, пораженный неожиданным подтверждением своей ужасной догадки.

– Конкретные мертвяки, – заверил Вовчик. – Тут у них, как тебе истолковать, чтоб ты въехал, пересылка. Как на тюрьме. С отправкой, блин, этапами.

– Куда? – Андрей сглотнул.

Вовчик молча покачал головой. Бандура хотел рассказать Вовчику, что увидел на перроне отца, но потом передумал, решив, что если брякнет об этом хоть слово, с отцом уже точно приключится беда. Вовчик констатирует факт, и сон обернется реальностью. Пока же Андрей держал встречу с отцом в тайне, ему почему-то казалось, что все еще может обойтись. Это было нелепо и правдоподобно одновременно. К тому же, ведь он мог и обознаться, тем более что не видел отца больше года…

– Ладно, земляк, – сказал Волына. – Скоро посадка, так что давай выбираться отсюда на хрен.

– Посадка, куда, брат?

– На поезд, зема. Куда еще?

– Значит, ты и поезда видел?

Волына сглотнул слюну:

– А ты думал, друг? Давно тут кантуюсь.

– Какие они?

Вовчик покачал головой:

– Лучше тебе не знать, зема. Тут такое дело… Вырванные годы, короче, чтоб ты знал.

– А где вообще это место находится?

– Бандура, – Волына изобразил нетерпение, – ты задаешь до хрена вопросов не по теме. Где, где? В манде. Я что, по-твоему, справочное бюро, земляк? Далеко нас с тобой запуляло, это однозначно. Без вопросов. А куда?

– Далеко?

– Точно, – подтвердил Вовка. – Ты это, Бандура, хорош варнякать. И, блин, хватит на мне висеть, я что, ты думаешь, турник? За граблю мою держись и давай, карабкайся сам, по-любому. А то, слышишь, капюшон-то уже трещит.

– Какой капюшон? – пролепетал Андрей, и только сейчас увидел, что Вовчик удерживает его за сине-зеленый капюшон старой шерстяной спортивной куртки. Куртка была не по размеру, явно мала, но к счастью, достаточно крепка, чтобы выдержать его вес. И еще она показалась ему смутно знакомой. Знакомой до боли, но сейчас у него не было времени копаться в голове.

– Давай, зема, хватай меня за клешню. А то, слышь, колдырнешься – мало не покажется. По-любому.

Бандура не заставил просить себя дважды, напрягшись, он вцепился обеими руками в волосатое запястье Волыны. Бледность (бледный, как поганка, бывало, шутила его бабушка, когда он был маленьким), совсем не отразилась на крепости руки Вовчика – она была тверда, как коряга. Одно было странно. Рука казалась холодной, как лед. Да и само лицо Вовчика покрывал какой-то белый налет, вроде инея. Это придавало его физиономии сходство с замерзшими трупами, которые Андрей видел в детстве по телевизору, когда крутили хроники Второй Мировой войны. Бандура даже открыл рот, собираясь спросить Вовчика об этом, а потом передумал, решив до поры до времени не отвлекать его разговорами. Все это место было, мягко говоря, странным, почему бы и им обоим, угодившим сюда, не иметь странного вида?

Пока Андрей размышлял о вопросах, касающихся терморегуляции организма товарища в новых, необычных условиях, Вовчик, кряхтя, потянул его на себя. Куртка детского спортивного костюма, непонятно, каким образом оказавшаяся на Андрее, выдержала и это испытание. Вскоре они, отдуваясь, сидели на черных ступеньках, словно двое побирушек в подземном переходе.

Отдышавшись, Бандура ощупал куртку руками. Та едва прикрывала грудь, в то время как рукава не доставали до локтей.

– Клевую куртчонку вымутил, зема, – ухмыльнулся Вовчик, и потрепал Андрея по плечу, – первоклассника грабанул, да? Совести у тебя нет, по-любому.

Андрей с удивлением отметил, что приятель не потерял способности шутить, даже сейчас и здесь. Правда, шутки были корявыми, так и Вовчик никогда не претендовал на лавры Михаила Жванецкого или Ефима Шифрина.

– Ты не поверишь, Вовка, – Андрей и сам не верил, но факты – штука упрямая. – Это моя куртка. Она мне, можно сказать, жизнь спасла. В детстве. Лет десять назад, наверное… – Бандура посмотрел на Вовчика, ожидая насмешек, но лицо Волыны наоборот, стало серьезным и задумчивым.

– Еще как поверю, зема, – вздохнул Волына печально, – потому что тут такое место, брат, стремное, что как ни верти – все, что хочешь, может случиться. – И, добавил, немного подумав: – Тут, брат, темно дышать.

Теперь, когда они были в относительной безопасности, не скользили вниз, по-крайней мере, он, отдышавшись, смог предаться воспоминаниям. Воспоминания нахлынули сами собой, и он растворился в них, как таблетка импортного аспирина в стакане воды, только без характерного шипения. Все произошло без звука.

* * *