Конец сказки

Тугарин отчаянно рубанул мечом. Как бы ни был могуч он, как бы ни был доблестен – один троих он одолеть не надеялся.

Не по чести это – трое на одного.

Не говоря уж о палице-буявице, по-прежнему порхающей над головой. Тугарин лишь каким-то чудом умудрялся отражать ее удары – а тут еще и башкиры треклятые!

И помочь некому – ящеры поотстали, завязли в мелких стычках. Кипит поле под Костромой, бурлит схватками. Камню негде упасть, чтоб не угодить в дерущихся.

Да тут все же пришла помощь – и откуда не ждали. Упал с неба… да нет, не камень, но словно камнем. Старичок крохотный с неба упал – горбатый, одетый причудливо, да с бородой втрое себя длиннее.

Джуда-колдун.

– Что, ящерица, встрял?! – насмешливо крикнул он. – На собственный же артефакт напоролся?! Дурачина чешуйчатая!

Лопотал он на цова-тушском, и потому не понял Тугарин ни слова. Но Джуде он все равно обрадовался, ибо воздел колдун длани морщинисты, произнес несколько слов на древнем каджвархвали – и рухнула буявица оземь.

– Ну вот теперь-то посмотрим, чья возьмет, – рыкнул Тугарин, вздевая огромный меч.

О палице он больше не думал. Не стоило и в руки брать эту скверну, нет в ней ничего хорошего.

Увы, три батыра все равно оставались тремя батырами. Сильны были Акъял, Урман и Тау – сильны даже по отдельности.

А втроем вовсе неодолимы казались.

Словно три руки на одном теле сражались, словно три головы Змея Горыныча. Тугарин, у которого рук-то было только две, едва-едва противостоял этой булатной буре. Едва-едва успевал клинки отражать, сабли отклонять.

Вот отвел одну, пошла она вскользь – и рубанула по шее коня. Заржал тот, захрипел – и пал замертво. Тугарин только и успел из седла вылететь, перекатиться – и сталью сталь встретить. Еще чуть-чуть – и конец придет, зарубят трое одного.

Да снова помог Джуда. С минуту где-то он висел в воздухе, глумливо смеялся, уперев руки в боки. Но смилостивился в конце концов. Надул щеки, да ка-ак дунул, ка-ак плюнул!..

И упал с коня Тау-батыр. Замертво упал. Словно не слюной в него Джуда брызнул, а стрелой каленой. Сразу и посинел весь башкир, и дух пошел нехороший.

– Ты что натворил, баран бородатый?! – возопил Акъял. – Ты кого убил?! Ты побратима моего убил! Я тебя за то не пожалею!

– А он того ли карлика бородатого не родственник ли?! – добавил Урман. – А то похож!

– Кабы мне еще знать, о чем вы кричите, – поморщился Джуда. – На человечьем языке б заговорили, а то лопочете на своем курлы-мурлы…

Тугарин сумел наконец выдохнуть. Один против двоих он уже вполне держался – да и не интересен уж казался башкирам. Они рвались к Джуде, рвались отплатить за побратима.

А колдун хохотал. Залившись смехом, он снова надул щеки, снова плюнул – и прямо в лоб Урман-батыру!

Упал и тот с коня. Рухнул замертво с черным пятном над переносицей. Ни одной гадюки яд не прикончил бы так быстро.

Акъял невольно ахнул. Проклятый старикашка в минуту убил двух его побратимов! Двух батыров убил, что были Акъялу дороже всех в мире!

Не простит ему того Акъял-батыр.

Не стал он ждать, пока и в него так плюнут. С силой ударил, заставил Тугарина отшатнуться – и вспрыгнул на коня ногами!

А с коня – на Джуду!

Не слишком высоко висел колдун-бахвал, дотянулся Акъял до его бороды! Схватил седые волоса мертвой хваткой, на себя потянул!..

…Да не вытянул. Захрипел Джуда от боли, но не упал, сумел удержать и себя, и батыра на весу. Даже выше еще поднялся, трясти бородой стал, ругаться матерно.

И еще выше. И еще. Ждал, что рухнет проклятый, соскользнет, не сможет долго держаться. К самым облакам поднялся, оставив Тугарина далеко внизу.

Да Акъял не падал. Вцепился что есть сил, узлом бороду на руку намотал, в другой саблю держал, пырнуть Джуду грозился.

Не пырял покамест. Понимал, что коли убьет колдуна здесь – то и сам в лепешку разобьется. Но и Джуда понимал, что если снова проклятье кинет смертельное – то успеет батыр его саблей ударить. Не мгновенно Джуда это делает, не века морганием. Хоть и две секундочки всего – а нужны.

Так и застряли они вдвоем под облаками, друг друга за горла держа. А оставшийся на земле Тугарин спешился, поднял все же палицу-буявицу и поскакал дальше.

Глава 37

– Эй, Вань, глянь-ка сюда! – окликнул княжича Яромир.

Пока Иван прорубал выход сквозь паутину, оборотень еще осматривался в Кащеевой казне. Теперь, когда издох страшный мизгирь, он стал чуять какой-то новый запах… пыльный ворс, что ли?.. Странно весьма, когда кругом одно злато-серебро. Не к месту как-то.

Исходил запах из запертого на замок сундука. Старой дубовой скрыни. Принюхавшись к щелям, Яромир подозвал княжича – и тот без лишних слов рубанул кладенцом.

Монеты в сундуке тоже нашлись, не без этого. Но куда интересней всем показалось то, что и почуял ненароком Яромир – сложенный пополам ковер. И впрямь такой пыльный, словно веками его никто не трогал. Синеглазка аж чихнула, сунувши к нему нос.

– Ого, – приподняла брови Василиса. – Слыхивала я, что есть у Кащея вещь такая, да позабыть успела.

– А что за вещь-то? – спросил Иван.

– А ковер летучий. Сядешь на него – да и в небо подымешься.