Пока я так раздумывал, мы лихорадочно снаряжались и готовились к отражению неприятеля. Беременную Авдотью, Алену и девочек вместе со служанками от греха отправили в погреб. Шпага и допельфастеры всегда при мне, а Анисим приволок для меня откуда-то кирасу. Для Никиты тоже что-то нашлось, а Михальский с фон Гершовом, такое впечатление, свои доспехи и вовсе не снимают. Откуда начнется нападение, пока неясно. Так что мы, приготовив оружие, вышли из терема и смотрим во все стороны. Рядом с воротами слышна какая-то возня, и вооруженные пищалями сторожа опасливо отходят в стороны. Это их спасает, потому что раздается взрыв и ворота слетают с петель. Похоже, заговорщики взялись за меня всерьез! Одновременно через тын со всех сторон начинают карабкаться вооруженные люди, а остальные толпой врываются через выбитые ворота. У многих из них в руках факелы, которые они пытаются закинуть на крыши терема и служб. Неровный свет этих факелов, да еще луна освещают нашу яростную схватку. Те, кто не пострадал при взрыве, открывают пальбу по нападающим. Мы с Корнилием и Федькой ведем огонь по рвущимся через тын. Нескольких нападавших удалось подстрелить, но их слишком много, и дело тут же доходит до сабель. На наше счастье, с этой стороны атакуют разбойники, а не боярские боевые холопы. Из оружия у них только кистени да дубины, да и теми владеют они не слишком хорошо. Моя шпага и сабля Михальского тут же собирают кровавую жатву. Панин, вооружившийся совней из запасов Пушкарева, тоже бьется неплохо, хотя опыта ему явно недостает. Втроем мы быстро перебили нападавших с нашей стороны. Тем временем в разбитые взрывом ворота лезут все новые атакующие. Они вооружены гораздо лучше и вскоре занимают почти весь двор. Никита и Анисим, встав на крыльце, азартно рубят нападающих, один саблей, другой бердышом. Те в ответ пытаются достать их рогатинами, но в них стреляет с верхней площадки Клим. Похоже, стоящие рядом слуги заряжают ему ружья, так что огонь ведет он частый. С другой стороны Кароль с несколькими драгунами тоже отстояли тын и тут же контратакуют. Мы не остаемся в стороне и дружно вступаем в схватку. Нанося шпагой удар за ударом, я пробиваюсь к крыльцу. Рядом, прикрывая меня, бьется Корнилий, а вот Федька, кажется, ранен, а может быть, и хуже. Оказывать помощь некогда, вот отобьемся – тогда… Видимо, нападавшие поняли свою ошибку и, перестав рваться к крыльцу, набрасываются на нас. Возглавляет их рослый воин в кольчуге и иерихонке с личиной. Возможно, и вправду боярин, вот сорву личину – и узнаю. Он, очевидно, узнал меня и, размахивая саблей, показывает на меня остальным. Те, послушавшись своего командира, усиливают натиск, и нам становится жарко. Кажется, что вот-вот нам придет конец – и в это время раздается совершенно дикий свист, визг, и во двор врываются вооруженные всадники. Нападавшие, увидев, кто пришел нам на помощь, начинают разбегаться, но их рубят саблями, бьют стрелами и ловят арканами. Корнилий, узнавший своих подчиненных, командует, а я, прислонившись к бревенчатой стене, вытираю пот. Кажется, и в этот раз повезло. Скоро все кончено, и Михальский подходит с докладом.
– Откуда тут твои орлы взялись? – перебиваю я его.
– Ахмет привел, – поясняет он, – его после кулачного поединка Федька послал за Салтыковым следить, вот он и выследил. А как смекнул, что тот затевает, так и отправился за подмогой.
– Салтыков? – переспрашиваю я удивленно, – а где этот… с личиной?
Ко мне подтаскивают связанного вражеского предводителя и я, содрав с него шлем, встречаюсь с ненавидящими глазами Бориса Салтыкова.
– Ты что же это затеял, пес смердящий? – спрашиваю его почти ласково. – Ты на кого хвост поднял?
– Не знал я сразу, что ты сам будешь бойцов награждать… – захрипел он в ответ, – а то бы я тебя еще сегодня днем зарезал. Я когда всех побил, думал – возьму нож и подойду, а ты уехал! Через стольника кафтан передал… все одно тебя убьют: не нынче, так завтра… не я, так другие…
– Может быть, Боря, может быть, – задумчиво отвечаю я ему, – вот только ты этого уже не увидишь. И смерти легкой не проси, не допросишься. А еще знай, Борис, я ведь тебя не просто так помиловал. Я не хотел, чтобы ты убежал куда-нибудь ненароком. Вот и простил, чтобы ты рядом был. На тебя в Разбойном приказе уже столько накопали, что хватит троих на плаху пристроить. И я бы пристроил, но тебя одного. А теперь весь твой род через тебя пострадает. Под корень, может, и не выведу, но и вотчин и первых мест своих вы лишитесь. И виноват во всем ты, Борис!
– Будь ты проклят, чертов немец…
– Лайся-лайся, пес. Только вот скажи мне – как ты прознал, что я здесь сегодня буду?
– Нехитрое дело, – сплюнул кровь Салтыков, – вся Москва ведает, что ты сюда для блуда ездишь. А Никита твой, христопродавец, родную сестру не пожалел и привез ее тебе в наложницы.