Конец Смуты

Увы, на штурм города их не послали – напротив, Михальский, обойдя с казаками город, устроил засаду, в которую угодили отступавшие ляхи. Спрятавшиеся в лесу по обеим сторонам дороги казаки внимательно наблюдали за понукавшими лошадей врагами, сожалея, что бегущие литвины бросили все свое добро в оставленном ими городе и поживиться можно было лишь тем, что на них. Дождавшись, когда отступающие целиком втянутся в лес, Михальский подал сигнал. Казаки с криком выскочили из прилегавших к дороге кустов и бросились в атаку. Федька вместе с Ахметом и еще несколькими лучниками посылали во врагов стрелу за стрелой. Деморализованные жолнежи пытались бежать, почти не оказывая сопротивления, но всюду натыкались на противников. Кое-где вспыхивали короткие яростные схватки, а где-то, поняв, что сопротивление бесполезно, ляхи сдавались. Лишь один одетый в богатые доспехи пан, собрав вокруг себя гайдуков и жолнежей, продолжал отчаянно рубиться, пытаясь проложить себе дорогу. Увидев вражеского предводителя, Панин пустил в него стрелу, но та лишь бессильно скользнула по блестящему золотом панцирю. Коротко глянув на Федьку, пан выразительно погрозил ему и продолжил рубиться с наседающими казаками. Чувствуя себя уязвленным, парень выхватил саблю и кинулся к своему противнику. Тот как раз срубил очередного казака и собирался продолжать свой путь, когда Федор преградил ему дорогу. Какой-то бездоспешный гайдук кинулся на него с саблей, пытаясь освободить путь своему господину, но внимательно следивший за происходящим Ахмет снял его стрелою. Тогда шляхтич, взревев, сам кинулся на наглого русского, яростно размахивая своей карабелой[31].

На самом деле Федька не собирался рубиться с паном. Просто стрелять издалека из подаренного ему Михальским пистолета было несподручно, и он решил подойти ближе. Выхватив оружие и взведя курок, парень прицелился. Видя его движение, шляхтич поднял коня на дыбы, раздался громкий щелчок, кремень высек искру, но порох, просыпавшийся с полки в суматохе боя, не дал воспламениться заряду, и пистолет дал осечку. Поняв, что случилось, противник осклабился и ринулся в атаку. Федька ужом вертелся, изворачиваясь от сабли пана и чувствуя, что во-вот может не успеть уклониться от рокового удара. Казалось, судьба Панина решена, но тут появилось новое действующее лицо. Михальский, заметив, что его подчиненный попал в затруднительное положение, выскочил вперед, держа перед собой легкое татарское копьецо. Таким нечего было и думать пробить доспех знатного шляхтича, однако Корнилий неожиданно уколол своим оружием бок его коня, заставив того от боли шарахнуться в сторону. Справившись с лошадью, шляхтич развернулся на нового противника, но ловкий как черт Михальский снова уклонился и подсек своим копьецом ноги жеребца. Этого многострадальное животное уже не выдержало и грохнулось наземь, крепко придавив седока. Увидев, что их предводитель пал, идущие за ним жолнежи стали сдаваться.

– Ты цел? – обратился к Федору Корнилий, когда все кончилось.

Не в силах ответить, тот лишь покивал головой. Тем временем подоспевшие ратники и казаки принялись вязать оглушенного пана. Один из казаков, с сожалением посмотрев на раненого коня шляхтича, с сожалением произнес:

– Эх, паря, такого справного жеребца покалечил! Просто царский жеребец…

– Ничего, – добродушно отозвался Михальский, – даст бог, выходим, а нет, так будут еще жеребцы.

– Не скажи, – отозвался казак, – такого может уже и не быть… хотя, конечно, товарища из беды выручить – первое дело.

– Чего не стрелял? – спросил Корнилий у Федьки.

– Осечка… – прохрипел немного отдышавшийся парень.

– Понятно, – вздохнул Михальский, – надобно тебе колесцовый справить. Объяснять же, что не надо лезть, куда не просят – бесполезно, ведь так?

Расправившись с врагами и обобрав убитых, казаки двинулись к Вязьме. Связанный пленный висел, перекинутый через круп одной из трофейных лошадей. Его жеребец был очень слаб, но бежал вслед за хозяином. Михальский пытался перевязать его бок, но тот не давался, так и норовя укусить нанесшего ему эту рану.

– Это очень знатный пленник… – задумчиво сказал Корнилий Федору, когда они уже почти подъехали к городу. – Государь, возможно, будет очень рад и может сказать: «Просите чего хотите». Слезно тебя прошу, братец: не попроси у него кусок больший, чем сможешь проглотить.

– О чем ты? – непонимающе спросил парень.

– Феденька, пожалуйста, не прикидывайся бо́льшим дурнем, чем ты есть.

– Но я не понимаю…

– Матерь божья, – вздохнул тот в ответ, – ну сколько тебе говорить: не смотри ты на Алену Вельяминову, будто голодный на хлеб.

Они еще какое-то время ехали молча, думая каждый о своем. Наконец Федька нарушил молчание:

– Корнилий, а отчего тогда не объявили, что Салтыков на государя меч поднял?