Конец Смуты

Мишка покраснел еще больше и, кажется, готов был сквозь землю провалиться от стыда. Федька тоже смутился и, похоже, лихорадочно придумывал, чего бы сбрехать своему царю. Ну, это у тебя вряд ли получится, парень!

– Значит, ваш государь, можно сказать, голодный и холодный, последнего здоровья не жалея, все о делах ратных печется, а вам и горя мало! Все мысли только о блуде и непотребстве греховном, – продолжал я, делая страшные глаза.

Увы, внушение получалось плохо. Ужасно хотелось засмеяться над сконфузившимися мальчишками и, похоже, все, кроме моего рынды, это чувствовали.

– Нет, ну ладно бы там показали сало или колбасу… – продолжал я, уже откровенно ерничая.

– Не дай бог так оголодать, – фыркнул от смеха Корнилий, и мы все, включая Панина, заржали, как стоялые жеребцы.

– Тише вы, ирэ муттер[37], а то в крепости услышат, – махнул я рукой. – А ты куда уставился?

Михальский, к которому относились последние слова, отставил отобранную у «наблюдателей» трубу и задумчиво сообщил:

– Там их довольно много.

– Тебе-то что, ты перед самым походом женился…

– И они не местные жительницы, – продолжал он, не обращая внимания на мои подначки.

– А кто же?

– Я полагаю – маркитантки.

– И что с того?

– Они могут многое знать. Все наши уже собрались, и можно наступать, хорошо бы не дать им уйти. Вот что, Феденька, ну-ка скидывай свой доспех – пойдешь рыбу ловить.

– Зачем?

– Много будешь знать – скоро состаришься.

Через несколько минут Федька с Мишкой, раздетые до рубах и босиком, шагали к речке с удилищами в руках. Расположившись неподалеку от стирающих маркитанток, они стали усиленно делать вид, что рыбачат и не обращают на женщин ни малейшего внимания. Те, в свою очередь, тоже не сильно ими заинтересовались, но купание прекратили. Тем временем по дороге к крепости проскакала казачья полусотня. Подъехав к закрытым воротам, ее командир стал выкликать старшего, дескать, привез некое послание. Пока посылали за старшим, на дороге показались еще казаки, и в крепости поднялся переполох. Женщины, увидев, что творится неладное, собрались было уходить, но Панин с Романовым показали им спрятанные до поры пистолеты и знаками приказали оставаться на месте. Войска по дороге двигались уже сплошным потоком, а толкущиеся перед воротами казаки, как оказалось, прикрепили к створкам небольшой бочонок с порохом и, подпалив фитиль, бросились в разные стороны. Прогремевший взрыв повредил ворота, заставив покоситься одну из створок, но в целом большого вреда не нанес, а осажденные открыли частый огонь по удирающим со всех ног казакам.

Всё прибывающие ратники, держась вне действия крепостных пушек, окружали крепость со всех сторон, демонстрируя готовность к штурму, а осажденные, высыпав на стены, показывали, что так просто на фасы крепости не взойти.

– Государь, ворота были закрыты, нам не удалось их подорвать, – доложил мне Михальский, изображавший казачьего сотника.

– Этого следовало ожидать, ничего страшного. Судя по донесению лазутчиков, крепость не готова к долгой обороне.

– Может, все же следовало начать приступ ночью?

– Так и сделаем, пусть часть наших людей держит их в напряжении, а прочие отдыхают. У них не так много солдат в гарнизоне, так что когда они утомятся, сменить их будет некому. Пойдем посмотрим, кого там захватили наши герои.

Михальский не ошибся – женщины, стиравшие белье, действительно были маркитантками. Сбившись в кучу, они настороженно смотрели на нас, не смея, впрочем, сопротивляться. Судя по внешнему виду, дамы были тертые и битые, и перспектива их хотя и не радовала, но и не слишком пугала. Мое появление немного оживило их взгляды. Дело в том, что в походе я по привычке одеваюсь как рейтарский офицер, лишь при необходимости меняя камзол на венгерку и надевая шапку с меховой оторочкой вместо широкополой шляпы. А уж в бою, когда на мне трехчетвертной доспех, и вовсе ничем не отличаюсь от других наемников.

– Здравствуйте, милые женщины, – поприветствовал я их по-немецки, – славная нынче погодка! Боюсь, белье, которое вы стирали, не удастся сегодня доставить заказчикам, хотя, может статься, вы найдете сегодня новых клиентов.

– Кто вы, добрый господин? – робко спросила одна из полковых дам.

– О, красавица, я просто бедный странник, оказавшийся один на длинном пути.

– Будь я проклята, но это же красавчик Ганс! – вдруг воскликнула одна из женщин, старавшаяся до сих пор держаться за спинами своих товарок.

Я с недоумением посмотрел на довольно статную маркитантку с неожиданно приятным лицом, и в моей памяти мелькнули, как зарница, воспоминания о славном городе Познани, где я видел это лицо в последний раз.

– Анхен?

– А я думала, Ганс, что ты стал таким важным господином, что не помнишь теперь старых друзей.

– Ну что ты, милая, не было ни единого дня и уж тем более ночи, чтобы я не вспоминал тебя. Но что ты тут делаешь?

– Ты не забыл, Ганс? Я ведь маркитантка. Где наш эскадрон, там и я.

– Наш эскадрон стоит в Белой? Как это возможно?