Конец второй республики

Однодневная забастовка не повлияла на поведение руководства республики. Оно игнорировало НФА, пресса поливала нас, ситуация в Карабахе контролировалась КОУ НКАО во главе с Аркадием Вольским. Центр продолжал не выполнять свои конституционные обязанности. Более того, специальная комиссия Политбюро ЦК ПСС 21 мая 1989 года приняла решение о расширении полномочий КОУ НКАО. Лидеры Компартии Азербайджана ни словом не обмолвились о судьбе депортированных из Степанакерта в сентябре 1988 года 12 тысячах азербайджанцев, победно рапортовали об «успешном» расселении беженцев из Армении в различных районах Азербайджана и городе Баку. Они не смели требовать от руководства СССР положить конец двуличной и противозаконной политике как в отношении событий в Азербайджане, так и в Армении. Низы все больше и больше ненавидели Везирова и его команду, а НФА все больше и больше радикализировался.

В первой декаде августа стало известно о приезде в НКАО «комиссии Бориса Олейника» из ВС СССР для изучения ситуации. Для нас было непонятно, что еще надо было изучать: одна советская республика пыталась отторгнуть часть другой, применялось насилие с обеих сторон, СССР разваливался, законы бездействовали, а союзный парламент посылал комиссию «изучать ситуацию». Как бы то ни было, группа активистов и лидеров Фронта выехала в Шушу.

Когда мы ехали автобусом из Агдама в Шушу по шоссе, проходящему по окраине Степанакерта, на возвышенности вдоль дороги стояли армянские подростки и швыряли бутылки с горящим бензином в автобус. Водитель вел машину на предельной скорости, подростки, к счастью, промахивались. Бутылки разбивались впереди, сзади, не долетая до автобуса, пролетая над ним. Подросткам было весело и азартно. Видимо, обстановка абсолютной безнаказанности полностью раскрепостила ребят, а взрослые поощряли их хулиганство.

В Шуше ждали комиссию Олейника, которая посетила сначала Степанакерт и выслушала армянскую сторону. Мы предложили шушинцам, чтобы Наджаф Наджафов и Лейла Юнусова при встрече с членами комиссии были представлены как шушинцы. Естественно, на встрече с комиссией Наджаф и Лейла в пух и прах разнесли политику союзного центра, открыто поощрявшего сепаратизм и разваливавшего страну, ввергшего народы в пучину братоубийственной войны. Лексика этих двух шушинцев была перестроечная, направлена как против союзного центра, так и против руководства двух закавказских республик. Досталось от них и то ли бестолковым, то ли коварным лидерам союзного демократического движения, заблудившимся меж трех сосен. Лейла не только сама выступала как «учительница из Шуши», но и взялась переводить тех шушинцев, которые не владели русским достаточно хорошо. Перевод был спартански суров. Когда директор шушинского банка Али Махмуд, то ли из любви к образности, то ли из опасения высказаться открыто, делал завуалированные намеки на дорогие подарки, сделанные армянами США жене генсека КПСС, называя пальчики Раисы Максимовны «бриллиантовыми». Лейла Юнусова четко переводила, что «взятки бриллиантами, полученные женой генсека, оцениваются азербайджанским народом только как плата за Карабах, который должен быть отнят у нашего народа». Текст перевода ввергал в ужас как переводимого финансиста районного масштаба, который, естественно, любил свой край, но и не хотел бы терять свою хлебную работу, так и членов комиссии, которые прекрасно разобрались в ситуации, но все еще считали Горбачева единственным гарантом продолжения реформ в стране.

Была также встреча членов комиссии с жителями Шуши в зале клуба. Я забрался на балкон и стал пламенно говорить об НФА и его целях. Ко мне подошел Рагим Газиев, прошептал: «Абульфаз бей просил тебя не говорить об НФА». Я ответил: «А кто он такой, чтобы мне указывать? Что хочу, то и буду делать». Мне было ясно, что председатель хочет монополизировать имидж единственного выразителя идей Фронта.

Нас, приехавшую из Баку группу, пригласил к себе первый секретарь Шушинского горкома партии Джафаров, депутат Съезда. Он уже побывал в Москве, знал, что такое неформалы и демократы и вел себя с нами благожелательно-предупредительно. Мы высказали ему все, что думали о позиции республиканского и советского партийного руководства.