К этому времени Джина и Дункан стояли в конце дорожки, под башней из красного кирпича у входа в колледж Пирсона[10]
. Он подумал, что сейчас она пожелает спокойной ночи и войдет внутрь, но Джина продолжала стоять лицом к Дункану. Ее дыхание образовывало в воздухе облачка, которые, чудилось, каким-то волшебным образом не развеивались.– Разве они не заметили твой талант в музыке?
– Конечно, в какой-то степени, но музыка для них не считается чем-то серьезным. Они разделяют удовольствие и работу и рассматривают их как две совершенно разные вещи.
– А ты?
– Сам не знаю, но я могу понять их мнение. Они всю жизнь испытывали финансовые трудности и хотят для меня большего, вот и все.
– Но чего именно? – настаивала Джина, разволновавшись. – Тебе не кажется, что все, чего они хотят, – это чтобы ты был счастливым?
– Черт возьми, нет! Счастье же все испортит! – пошутил он.
– Сам-то в это веришь? – Она будто бросила ему вызов, и Дункан ухмыльнулся шире, потому что нет, в ее присутствии он в это не верил. С Джиной он чувствовал, что счастье – это единственное, что имеет значение, и что это значит всегда находиться рядом с ней. – В конце концов ты просто не сможешь полностью отказаться от своей музыки, – дерзко заключила она.
– Почему это? – спросил он.
– Я тебе не позволю. – Дункан засмеялся, взволнованный тем, что она вела себя так, будто его судьба имела для нее значение. – Ты напоминаешь мне моего отца, – продолжала она, и Дункан, застигнутый врасплох, не мог решить, хорошо это или очень плохо. – Пока он не встретил мою мать, он и представить себе не мог, что когда-нибудь будет заниматься искусством. Он должен был продолжать семейный бизнес. Но моя мать не позволила ему. Она сказала, что ей неинтересно быть с тем, кто изменяет себе. – Разговоры об истинном «я», такой сильный романтизм – из уст любого другого это показалось бы Дункану фальшивым или отталкивающим. Его воспитали скептиком – худшее всегда может случиться и, скорее всего, непременно произойдет, – но Джина заставила его почувствовать, что есть причина для риска. – Единственный смысл жизни – следовать своей страсти, – резюмировала она.
Дункан хотел сделать именно это, хотел пойти на большой риск, который заключался в том, чтобы сказать ей, что он к ней чувствует. Он постоянно думал об этом в последующие дни: во время перерывов на репетиции или когда ждал ее – уже открыто. Но каждый раз, когда он собирался с духом, его сердце начинало колотиться, и он начинал потеть, и иногда ему даже приходилось совершать пробежку вокруг театра, чтобы она подумала, будто это и есть причина, по которой он такой красный и мокрый.
В предпоследний вечер перед открытием шоу он решил признаться в своих чувствах раз и навсегда. Каждый квартал, который они проходили на обратном пути, он приказывал себе заговорить, но к тому времени, как они добрались до ее общежития в Пирсоне, он все еще не сделал этого. Должно быть, он выглядел таким несчастным, стоя там, что Джина сжалилась над ним и предложила проводить его до общежития в Калхуне. Они почти добрались туда, когда Дункан почувствовал ее руку на своем плече, а затем другую на своей щеке. Она повернула его лицо к себе, и за секунду до того, как его глаза закрылись, он увидел, как ее губы поднимаются навстречу его губам.
Они целовались так долго, что у него начали неметь пальцы на ногах, хотя он и не замечал этого, пока она, наконец, не отстранилась и не попрощалась с ним у входа в его общежитие. Дункан пошел вверх по лестнице вприпрыжку. Голова кружилась, он не чувствовал своих пальцев, его ступни ныли, а кровь так сильно пульсировала, что казалось он вот-вот взорвется.
Джина Рейнхольд хотела его! Это был самый удивительный факт в его жизни. Все трудности, с которыми он когда-либо сталкивался, каждый момент одиночества были пережиты не напрасно. Вся та пустота, которую он заполнил музыкой, была подготовкой к тому дню, когда он встретит ее. Все разочаровывающие события были подстроены так, чтобы привести к тому моменту, когда он найдет Джину, влюбится – и тогда-то и начнется его настоящая жизнь!
Следующие недели они были неразлучны. Вначале они по очереди ночевали в комнатах друг друга, но вскоре перестали ходить к нему, потому что Блейк начал жаловаться.
– Ты никогда не был против других девушек, – заметил Дункан, но Блейк не был расположен к обсуждениям. Конечно, они оба знали, что есть разница между тем, чтобы просто переспать с девушкой, и тем, что Дункан увлекся, как это было с Джиной.
– У меня и раньше были увлечения, но никто никогда так не залезал мне в голову, – так Дункан совершил ошибку, однажды днем признавшись Блейку. – Как будто до Джины я спал. Она сделала со мной что-то невероятное.
– Она схватила тебя за яйца, – ответил Блейк. – На самом деле это не так уж сложно. Сделай перерыв, подцепи кого-нибудь другого. Это поможет.