Конец заблуждениям

Войдя с другого входа, он не слишком понимал, куда идти. Стороны площади выглядели одинаково, и ему потребовалось некоторое время, пока он, сбитый с толку толпой и шумом, пробирался вдоль края трибун, чтобы сориентироваться относительно башни с часами и определить правильное направление. Трибуны были переполнены, большинство зрителей стояли и, очевидно, заслоняли миниатюрную Джину. Пока Дункан продолжал поиски, его остановил звук трубы. Секундой позже мимо с грохотом промчалась колонна всадников, вооруженных мечами. Дункан прижался к стене трибуны, земля дрожала под ногами. После того, как лошади скрылись, наступило короткое затишье, а затем раздался хлопок, настолько оглушительный и сотрясший землю, что Дункану потребовалось мгновение, чтобы успокоить нервы и понять по атмосфере затихшего ожидания, что скачки вот-вот начнутся.

– Дункан!

Он услышал, как его окликнули по имени, – не Джина, как он надеялся, а мужчина. Он повернулся, чтобы посмотреть в направлении крика, вглядываясь в толпу. На краю площади стоял мужчина, упираясь в ограждение, высокий, рыжеволосый и бородатый, выглядевший таким решительным, что Дункана охватила паника. Мистер Рейнхольд нашел его.

Как это возможно? На Дункане все еще надета маска, но когда он посмотрел на свою рубашку, то понял, что на нем была одна из тех немногих, которые он привез с собой: сине-зеленая, из мадраса[21]

, которую ему купила Джина и которой мистер Рейнхольд однажды вслух позавидовал.

Еще один хлопок ознаменовал начало забега, и десять лошадей понеслись по площади, а ярко одетые жокеи вцепились в уздечки. Дункан быстро перепрыгнул через короткую стену, которая выходила на трибуны. Его тело ошпарило болью, и ему пришлось остановиться и перевести дыхание, да еще и люди поблизости ворчали на него. Он обернулся как раз вовремя, чтобы увидеть, как падает первый жокей, а мужчины в белых рубашках и оранжевых штанах бегут, чтобы убрать его с пути других лошадей. За ними Дункан мог разглядеть отца Джины, следящего за каждым его шагом и ожидающего окончания гонки, чтобы тоже преодолеть все барьеры.

Гонка длилась всего девяносто секунд; Дункан не мог терять времени даром. Он должен был двигаться, но не мог представить, как это возможно в этой плотной упрямой толпе. Он начал подниматься, думая, что, возможно, ему удастся проскользнуть обратно за трибуны и найти дорогу к Джине, пройдя под сиденьями. Продвигаясь вверх, проклиная и толкая тех, мимо кого он проходил, он услышал нарастающие радостные возгласы, а затем ржущий визг, за которым последовал коллективный вздох. Когда Дункан оглянулся на ипподром, он увидел, что еще один жокей упал со своей лошади, но на этот раз лошадь тоже была повержена, а в нескольких футах от них лежал ничком второй человек.

Медики выбежали на скаковую дорожку и оказывали помощь получившим травмы, а на дальнем конце площади уже радостно встречали победителя. Затаив дыхание, Дункан наблюдал, как двое врачей подошли к распростертому в грязи мужчине и помогли ему медленно подняться на ноги. Дункан догадался, кто этот раненый, еще до того, как фигура на голову выше двух медиков, которые держали его, выпрямилась.

Видела ли это Джина? То, как ее отца растоптали? Толпа стала такой шумной, что Дункан потерял надежду найти Джину, пока площадь хотя бы немного не очистится. Он дождался, когда люди начнут спускаться с трибун, и наконец, когда места наполовину опустели, заметил Джину, неподвижно стоящую в центре этой круговерти, на том самом месте, где он ее оставил.

Дункан позвал ее по имени и помахал рукой. Когда он приблизился к ней, Джина непонимающе смотрела на него, пока он не понял, что все еще в маске.

– С тобой все в порядке? – спросил он ее, сняв маску и пытаясь понять по выражению ее лица, что она могла видеть. Она казалась слишком спокойной. Оглянувшись назад, туда, откуда он пришел, Дункан заметил лошадь, лежащую на боку. С этой точки Джина могла бы наблюдать падение, но не детали и, как он надеялся, не действующих лиц.