Конные и пешие

Его восприятие окружающего никогда не ограничивалось малым пространством жилья, однообразностью маршрута от дома до школы или позднее до института. С тех пор, как он помнил себя, знал: границы человеческого обитания бесконечны, это внушила ему мать. Она иногда надолго оставляла его на попечение своей подруги Сони Шварц, а в замужестве — Волотковой, в семье которой росло трое мальчишек; и когда возвращалась из командировок, маленький Алексей с восторгом слушал ее рассказы о дальних странствиях. Позднее она стала брать его с собой, и он жил в палатке то под ослепительно синим небом неподалеку от белых вершин Саянских гор, то посреди ковыльных просторов степи, то у таежной речки; он научился хорошо рыбачить, быстро разводить костер, находил товарищей в поселках, расположенных поблизости от стоянки геологов, а иногда и в партии бывали дети, такие, как он. После возвращения в город к обыденной жизни Алексей в размышлениях своих и воспоминаниях населял увиденные летом места людьми, жившими с ним рядом в Москве, и понимал: далеко не все они способны к такой жизни: это взращивало в нем некую высокомерность: мол, я видел и умею то, чего не видели и не умеете вы.

Первым человеком, который всерьез подверг сомнению его ощущение своей исключительности, был отец, о котором он еще совсем маленьким не раз спрашивал у матери: где он и когда объявится? И вот отец появился. Как-то мать отвезла Алексея в город неподалеку от Москвы, они шесть часов ехали на поезде. От той встречи мало что сохранилось в памяти, кроме воспоминания о больших теплых отцовских руках, усах, коловших щеку, и его собственной настырности: ты почему с нами не живешь, все живут, а ты нет? Его привозили к отцу еще два раза, потом отец сам стал появляться у них, жил иногда по нескольку дней, а то и неделю.

Но настоящая встреча с отцом произошла у Алексея, когда он уже учился в девятом классе. До пятого класса мать уходила от разговоров об отце, постепенно он начал ощущать — от него скрывают нечто важное, он сам придумывал причины разрыва отца и матери, сомневался в них, терзался незнанием, потом это проходило. Его не смущало, что у него с отцом разные фамилии, он знал — многие женщины, вступая в брак, сохраняют свою фамилию, а потом передают ее детям, да и, кроме того, фамилия его матери как ученицы академика Ферсмана сделалась известной среди геологов и геохимиков. Когда она начала читать лекции в институте, то услышал: курс профессора Скворцовой вызывает особый интерес студентов.

Алексей узнал правду о родителях, когда учился в девятом классе, узнал от Яши Волоткова, старшего сына маминой подруги. В ту пору Яша еще не носил бороды, был силен, вызвался тренировать в дворовом клубе мальчиков, потому что был боксером-перворазрядником, выходил на настоящий ринг. Однажды в раздевалке Яша ляпнул:

— Да она тебе не мать вовсе, а сестра твоей матери!

— Вы что, с ума сошли? — взвился Алексей.

Яша смотрел на него спокойно, он вообще говорил мало, а сейчас озадаченно почесал тяжелый подбородок, протянул:

— М-м-да-а-а…

— Что это значит? Вы можете объяснить?

Яша обтер полотенцем мускулистые плечи, поднял с пола связку боксерских перчаток, сказал:

— Это значит, что я кретин. Но я не знал, что от тебя это держат в тайне. Пока, старина…

Вот с этого все началось. Алексей понимал: Яша не врет. Зачем это ему?

В тот день мать пришла из института вечером. Он сидел в ее комнате, не зажигая света; за окнами выла метель, она налетала порывами, трясла рамы, скребла колючим снегом стекла. Мать щелкнула выключателем, лицо ее было красно, она подула на пальцы и приложила руки к щекам, ее глаза пытливо уставились на Алексея.

— Что случилось? — Она спросила мягко, спокойно, как всегда спрашивала, когда у Алексея происходили неприятности в школе.

— Это правда, что ты только сестра моей матери?

Она не отняла пальцев от щек, ответила сразу, не меняя интонации:

— Правда.

— Почему ты молчала об этом? — злость выплеснулась из него, прорвалась в голосе, ведь Алексей настроил себя: мать будет запираться или попытается уйти от разговора, а она повела себя так, словно речь шла о чем-то обычном.

— Ты раньше не спрашивал.

— А теперь спросил, да?!

— Только голоса не повышай. Я тебе этого не позволю.

— Но я имею право…

— Имеешь! — жестко перебила она. — На правду все имеют право, но при этом не надо забывать о своих обязанностях.

— И о чем я забываю?

— Сейчас — о вежливости. Но это между прочим. Если же ты хочешь знать, как все было на самом деле много лет назад, то я тебе расскажу. Но только сначала я бы выпила чаю. Надеюсь, ты не забыл его поставить?

Конечно, Алексей забыл; он сидел в темноте, ждал ее, и злость мешалась в нем с обидой, но теперь от ее откровенности и от того, что видел ее, как всегда, собранной, деловитой и вместе с тем со странной печалью в глазах, которая вызывала в нем жалость, он успокоился, пошел на кухню, включил газовую плиту.

— Я переоденусь и приду! — крикнула она ему вслед.