Константинопольский Патриархат и Россия. 1901–1914

Осуществление вековой мечты о взятии Константинополя казалось свершившимся фактом не только для попавших в общую струю массовой национальной истерии, но и для самих руководителей русской политики. В начале 1915 г., во время Дарданельской операции союзников, Англии и Франции было необходимо дополнительно заручиться поддержкой России, и они предложили раздел территории Турции в случае успешного завершения войны. Согласно подписанному 8-12 марта секретному договору, Россия должна была получить в свое владение Константинополь, проливы и ближайшие прилегающие к ним территории. В марте же начались операции русского флота в направлении Босфора[146]. В связи с подписанием этого договора в различных российских ведомствах были составлены записки для внутреннего пользования, касающиеся будущего устройства русского Константинополя – военного, экономического, церковного. Записки для Св. Синода составляли И. И. Соколов и архиепископ Антоний (Храповицкий). И. И. Соколов создал пространный текст с большим историческим введением, посвященным положению Церкви в Византии. Настоящее положение вещей он рассматривал как восстановление Византийской империи под скипетром русского царя и связывал события войны с восстановлением патриаршества в России. Русский патриарх займет второе место после Вселенского, который, в свою очередь, получит подобающее ему первенство по чести в православном мире. Константинополь может стать своего рода второй столицей и одной из резиденций русского царя[147]. Архиеп. Антоний, еще ранее известный своими филэллинскими настроениями, предлагал освобожденный русским оружием Константинополь непосредственно передать в руки греков в качестве благодарности за то, что они некогда просветили Русь светом христианства

[148].

23 марта 1915 г. датируется докладная записка о патриархате и Св. Софии директора РАИК Ф. И. Успенского. Отвергая как утопические все планы слияния патриархата с Российским Св. Синодом, с Афоном, с Грецией, он призывает в отношении него «придерживаться строго канонических правил и церковной практики при царях византийских». Не исключает Успенский, впрочем, и возможности, наиболее выгодной для России: патриарх – турецкий чиновник, «и кто решится утверждать, что патриарх не признает более выгодным для себя и для интересов эллинизма разделить участь султанского правительства», – восклицает он[149]. Авторы некоторых записок настаивали на необходимости включения русского архиерея в состав константинопольского Синода;[150]

другие, напротив, считали это неразумным и говорили, что отношения русского архиерея в Константинополе с патриархом могут быть только братскими[151]. Были и другие проекты, которые предусматривали полную русификацию Константинополя и превращение его в один из русских губернских городов, и низведение патриарха на уровень епархиального архиерея.

Ф. И. Успенский

Некоторое понятие о возможном отношении русской власти к Вселенскому патриарху в том случае, если бы Константинополь действительно стал русским, можно получить на примере действий русских властей в 1916–1917 гг. в занятом русскими войсками Трапезунде. Несмотря на неоднократные предупреждения Св. Синода о том, чтобы соблюдалась величайшая осторожность по отношению к Трапезундскому митрополиту и греческому духовенству, оккупационные власти встретили с их стороны настороженное и даже враждебное к себе отношение[152]

. Вряд ли можно предполагать, чтобы действия находящихся под влиянием националистической эйфории русских военных начальников, по крайней мере на первых порах, были особенно деликатными. Касательно Палестины также существовало несколько проектов, бурно обсуждавшихся на заседаниях Славянского благотворительного общества: они сводились к присоединению Палестины к Англии, к России или к ее нейтрализации под надзором союзных государств (или только православных народов)[153].

Уже к лету 1915 г. стало ясно, что дарданельскую операцию союзников, несмотря на поддержку России, не удается осуществить так быстро, как хотелось, и разговоры о русском Константинополе начинают утихать. Они возобновляются в 1916 г., когда депутат Думы П. Н. Милюков произнес речь по поводу ставшего всем известным секретного договора марта 1915 г., за что впоследствии удостоился от большевиков прозвища «Милюкова-Дарданельского». По мере продвижения русских войск на кавказском фронте наиболее смелые из русских авторов говорят уже не только о владении проливами и Константинополем, но о присоединении к России всей Малой Азии – Анатолии, Киликии и северной Месопотамии, залива Александретты. «Приобретение нами Малой Азии не только обеспечит нам владение проливами и даст прямой сухопутный выход в Средиземное море, но и принесет нам благоприятную область, необычайно выгодную в экономическом отношении. Мы не только найдем здесь прекрасные и удобные пространства для нашей колонизации, но в естественных произведениях почвы и в ископаемых рудах мы получим источник необычайных богатств»[154].