Константинопольский Патриархат и Россия. 1901–1914

В 1897 г. послом в Константинополь был назначен И. А. Зиновьев[160]. Не считая возможным поддерживать в балканских национальных конфликтах ни греческую, ни болгарскую сторону, он встал на защиту сербских интересов в Македонии. Благодаря его усилиям состоялось назначение митрополита-серба в Ускюб (Скопие). В целом, ввиду избранного русским правительством курса на сохранение status quo в Македонии, действия посла были направлены на смягчение противостояния и поддержку османских властей: так, после Илинденского восстания 1903 г. он настаивал на применении к повстанцам всех мер строгости. В переговорах с болгарским экзархом одним из главных требований было ограничение деятельности болгарских комитетов. Преемник Зиновьева Н. В. Чарыков (1909–1912)

[161] сыграл большую роль в налаживании переговоров при создании балканской лиги; в церковных делах его важнейшей заботой было, как и прежде, смягчение греко-болгарских противоречий и создание условий для снятия схизмы. Последний посол царского правительства в Константинополе М. Н. Гире (1912–1914)[162]

, уже имевший опыт дипломатической службы на Балканах, непосредственно связывал защиту интересов православия в Турции с русскими интересами: оказание помощи Вселенскому патриархату в 1913–1914 гг. ставилось им в прямую зависимость от уступок политического характера (в вопросах снятия болгарской схизмы, преобразования Халкинской школы). В деле русского монашества на Афоне Гире присоединился к точке зрения российского Св. Синода и был одним из организаторов изгнания имяславцев в 1913 г. Церковная жизнь на Востоке в начале XX в. характеризуется крайней политизированностью и исключительным накалом противоречий на Балканах, потому в это время мы не встретим тех доверительных отношений между русскими представителями и греческим духовенством, которые еще возникали иногда во второй половине XIX в. Русская имперская политика для греков теперь все больше отождествлялась с враждебным эллинизму «панславизмом»; простора для духовных и гуманитарных контактов оставалось все меньше и меньше. Положительные инициативы все более уступали место давлению с позиции силы.

Защита интересов православия на Ближнем Востоке и опора на христианское население Турции требовали от русского правительства наличия большого числа специально подготовленных сотрудников, которые бы занимались исключительно церковными делами. Единственной структурой, которая в некоторой степени отвечала этим требованиям, была Русская Духовная миссия в Иерусалиме, существовавшая с 1847 г. С 1882 г. к ней присоединилось Императорское Православное Палестинское Общество. Однако эти две организации, в задачи которых входило поддержание православия в Палестине и Сирии, не распространяли свою деятельность на другие регионы Османской империи. Кроме того, масштабы их деятельности не могли сравниться с развернутой сетью агентов католической и протестантской пропаганды, осуществлявшей свою работу через церкви, монастыри, школы и благотворительные заведения во всех уголках Турции. На протяжении нескольких десятилетий в российском МИДе и Св. Синоде неоднократно ставился вопрос об учреждении в османской столице русской духовной миссии. В задачи такой миссии должны были входить непосредственные контакты с Константинопольским патриархом и налаживание более тесных связей между церквами. Миссия могла взять на себя функцию распределения материальной помощи бедным церквам и монастырям балканского и малоазийского районов Турции, а также доставлять в Св. Синод сведения о положении Церкви. Наличие в столице русского представителя – духовного лица в качестве настоятеля миссии могло бы смягчить отношения греческого и болгарского духовенства с русскими дипломатами и усилить церковную сторону этих контактов. Однако этот проект так и не был осуществлен из-за сложности международной ситуации и необходимости для российского правительства соблюдать крайнюю осторожность и не нарушать хрупкое равновесие. Не в последнюю очередь здесь сыграло роль нежелание МИДа и константинопольского посольства создавать ситуацию «двоевластия» и провоцировать конфликты между русскими учреждениями, пример чему уже был в Иерусалиме. Нереализованным остался и другой проект – назначение русского консула на Афон для защиты интересов нескольких тысяч русских насельников Св. Горы и осуществления контроля над ними.

Н. В. Чарыков

В некоторой степени помощь посольству в церковных делах оказывало духовенство русской посольской церкви в Константинополе, настоятелями которой были как личности вовсе бесцветные и не проявлявшие собственной инициативы, так и фигуры достаточно яркие и самостоятельные.

В 1913 г. по случаю ухода на покой многолетнего настоятеля о. Ионы (Вуколова) посол М. Н. Гире пишет о значении духовного лица при посольстве: